философские дебри и кого только не цитируя, хотя справедливости ради стоило отметить, что спорили в основном она и Борис (она порицала и обвиняла, Борис пытался донести аргументацию Совета), а вот Пашка… Пашка в этих дискуссиях почти не принимал участия. Он либо молчал, либо старался под любым предлогом улизнуть, когда они касались скользкой темы.

— Пойду, погляжу, заснула ли Ника, — говорил он. Или:

— Я сейчас. Только проведаю Лизу.

И исчезал, оставляя их с Борисом одних.

Её сестра тоже в дебатах не участвовала. Их троица, скреплённая дружбой ещё в школьные годы, так и осталась только их троицей, и Лиза это понимала.

К тому же беременность сильно изматывала её сестру. Она быстро уставала и при каждом удобном случае старалась прилечь, заставляя Пашку нервничать и беспокоится больше обычного.

Лиза… чёрт, как она могла забыть!

Анна метнулась к столу, включила компьютер, нервно забарабанила пальцами, глядя, как медленно и неторопливо подгружается рабочий экран…

Лиза родила месяц назад. Роды были тяжёлые, но это было только начало — основные испытания их ждали впереди. Мальчик был очень слаб, и дело было, конечно, не только в слабости. Анна болезненно поморщилась, вспоминая очередной утренний разговор с сестрой.

— Анечка, он такой бледный и кашляет всё время. И плачет. У него животик болит, наверно. Ань, сделай что-нибудь, Аня…

Лиза нервно ходила по палате из угла в угол, прижимая ребёнка к груди, с болью и нежностью вглядывалась в бледное, покрытое испариной личико сына. Она была похожа на волчицу, готовую растерзать любого, кто осмелится приблизиться к её детенышу. Лиза сильно похудела, осунулась, она почти не спала. Шестым чувством ощущая смутную угрозу, и, ещё до конца не понимая природу этой угрозы, она в штыки воспринимала все попытки медсестёр и нянечек оказать хоть какую-то помощь, а любые предложения поспать пару часов, оставив ребёнка под присмотром медперсонала, встречала категорическим отказом. Доверяла она только сестре, и то — Анна это чувствовала, читала в настороженном Лизином взгляде — не до конца, не полностью, а лишь повинуясь вынужденной необходимости хоть кому-то доверять в этом мире.

Малыш захныкал, жалобно и устало, и почти сразу же его хныканье перешло в сиплый, задыхающийся кашель. Лиза запнулась, словно натолкнувшись на невидимую преграду, прекратила свой безумный бег по палате, замерла в оцепенении, словно её неподвижность могла остановить хриплый кашель ребёнка.

Анна в который раз подумала, что решение перевести Лизу с малышом в отдельную палату было правильным.

Для матерей и младенцев в Башне было предусмотрено так называемое пост-родильное отделение. Согласно медицинскому протоколу, составленному чуть ли не сто лет назад, после родов мать с ребёнком оставались здесь четыре месяца. По факту же, если не было каких-то проблем, их выписывали раньше. В редких случаях, когда у врачей возникали сомнения, или ребёнок был слишком слаб, задерживали в больнице ещё месяца на два.

Такая система была не совсем совершенной, но в условиях скученности людей в Башне требовалось обеспечить карантин для новорожденных и рожениц, чтобы избежать разного рода инфекций. К тому же система имела определённые преимущества и в плане организации. Патронажным сёстрам не нужно было мотаться по этажам, да и квалифицированная помощь детям и матерям оказывалась своевременно.

Палаты пост-родительного отделения были большими: на десять-пятнадцать человек, и иногда — если юный контингент подбирался излишне голосистым — очень шумными.

Для Лизы такое соседство было невыносимым. Она и после первых, в общем-то беспроблемных родов, едва вытерпела положенные четыре месяца в этом вертепе, и в этот раз Анна, больше даже под давлением Павла, чем самой Лизы, и пользуясь своим служебным положением, распорядилась поселить Лизу отдельно ото всех. А когда начались проблемы со здоровьем малыша, а они начались практически с первых дней его жизни, Анна уже не сомневалась в правильности своего решения.

— С Никой всё было не так, по-другому, а вот с Ванечкой… Аня, с ним всё хорошо? — Лиза наконец-то оторвала взгляд от маленького сморщенного личика сына. В её синих глазах Анна прочитала вопрос и надежду.

— С разными детьми по-разному, — осторожно подбирая слова, сказала Анна. Говорить было трудно, её сестра всегда очень чутко улавливала фальшь. — Лиза, милая, не волнуйся. Всё будет хорошо. Доверься мне.

Анна ненавидела себя за эти слова. Профессиональный долг требовал от неё говорить правду, тем более что правда эта была ей известна. Уже перед тем, как пришли результаты первого скрининга, Анна знала ответ. Была на девяносто девять процентов уверена в диагнозе, оставляя один процент на порождённое слепой верой чудо. Второй анализ, сделанный чуть позже первого скорее для проформы, лишь ещё раз подтвердил неутешительный вердикт.

Как врач, Анна обязана была сообщить Лизе о болезни сына. Но как сестра — не могла. Медлила. Ходила вокруг да около, ругая себя последними словами.

Лиза была особенной, из тех людей, которые являются в этот мир как будто бы только для того, чтобы своей непохожестью, красотой и хрупкостью подчеркнуть обыденную уродливость этого самого мира, которую все остальные стараются не замечать. Это как цветок, неожиданно расцветший посреди горы щебня, ржавых обломков и мусора. Его красота не столько притягивает, сколько пугает, и обязательно найдётся хоть один человек, который раздавит его тяжёлым кованым сапогом, не из-за ненависти к прекрасному, нет, а лишь для того, чтобы все остальные смогли наконец-то вздохнуть с облегчением.

После смерти матери Анна с отцом старательно оберегали Лизу от всего, что, как они считали, могло ей навредить. И сейчас Анна чувствовала, что не может найти верные слова, чтобы невзначай не разрушить Лизин хрупкий хрустальный мир.

Оставалась одна надежда — на Павла. Но Павел, чёрт бы его побрал, молчал.

О проблемах со здоровьем сына и о своих опасениях Анна сообщила Павлу сразу же.

— Это муковисцидоз, Паша, смешанная форма. По сравнению с лёгочной или кишечной она гораздо тяжелее, агрессивнее, потому что сочетает в себе оба эти вида, что, увы, удваивает проявление общей клинической картины.

Она тогда вырвалась к Павлу буквально на полчаса. Больничные дела, болезнь племянника и Лиза — Лиза, которая позволяла себе хоть немного поспать лишь, когда Анна была рядом — всё это отнимало уйму времени и сил.

Павел слушал молча, не перебивая. Рядом с ними, на разложенном на полу коврике, притащенном из детской, Ника сосредоточенно строила из кубиков башню, что-то сердито бормоча себе под нос.

— Я не буду описывать тебе все симптомы, потому что это сейчас не главное. Главное, чтобы ты понял, с этим можно жить! Нет, полностью