Пора вытаскивать отсюда Эльзу.

* * *

Мои слезы мгновенно высохли. Я нашел решение. Вот за что я буду бороться. За себя и за нее. Я хочу, чтобы Эльза очнулась. Хочу очнуться сам. Мы с ней – два спасательных круга, связанные вместе. Я возьму на себя сознательную часть задачи, а она… Хм… Я не знал, какую часть может взять на себя она, но хотел верить, что она тоже что-нибудь сделает.

Я улыбался сквозь последние слезы.

Моим пальцам стало тепло. Я опустил взгляд и закусил губу, обнаружив, что глажу руку Эльзы. Я должен успокоиться. Да нет, я спокоен. Скорее я должен образумиться. Жюльен прав.

Я влюбился в девушку, лежащую в коме.

Но в данный момент это казалось мне самым нормальным из всего, что со мной происходило.

Какое чудо! Я лежала рядом с радугой и с золотистой снежинкой. Под моими сомкнутыми веками проплывали вереницы красок и оттенков, расцвеченных крошечными вспышками, нежными и в то же время ослепительными. Девочка вроде бы заснула, так мерно и спокойно она дышала. Судя по дыханию Тибо, он не спал. А вот судя по моему…

Похоже, Тибо плохо вставил дыхательную трубку. Я следила за всеми его действиями и, хотя по звукам не смогла точно определить, что он делает с каждым датчиком, свист аппарата искусственной вентиляции легких распознала сразу. Я слышала, как он перешел в легкое, почти неуловимое шипение. Дыхательная магистраль проходила как раз над моим ухом, и мне не составило труда уловить звук, с каким вырывалась наружу струйка воздуха.

Оснований для паники я не видела – даже если допустить, что я способна запаниковать. В мои легкие поступало достаточно воздуха, чтобы нормально дышать. Бояться было нечего.

Бояться… Я не собиралась тратить время на страх и вместо этого, пользуясь присутствием Тибо, принялась проделывать свое упражнение. Я хочу повернуть голову и открыть глаза. Я хочу повернуть голову и открыть глаза. Я хочу повернуть голову и открыть глаза.

И вдруг посреди этой мысленной зарядки я почувствовала чье-то вторжение. Меня коснулось что-то теплое и мягкое. Я его почувствовала.

Всего на миг. Наверное, мне почудилось.

Я хочу повернуть голову и открыть глаза.

Я хочу повернуть голову и открыть глаза.

Снова то же ощущение мягкости.

Брось, что ты можешь чувствовать?

Я хочу повернуть голову и открыть глаза.

Тепло. В определенном месте.

В каком? Где? Где именно?

Уже исчезло.

Нет, я не ошиблась. Потому что в тот самый миг, когда я ощутила тепло, у меня перед глазами мелькнуло сиреневое пятно.

Ощутила? Или придумала? Как с моей способностью к самовнушению отличить реальность от фантазии?

Я отмела эти вопросы прочь. Просто решила, что ощущение было реальным. В конце концов, в прошлый раз санитарка вроде бы слышала, как я пела. Ладно, сказать, что я «пела», – это чересчур. Наверное, просто-напросто вздохнула глубже обычного. Но санитарка говорила так убедительно. А мне так хотелось думать, что, подпевая ее музыке, я подала сигнал внешнему миру.

Я мысленно засмеялась. Можно подумать, что я – инопланетянка, желающая наладить контакт с обитателями этой планеты. Инопланетянка, в данный момент способная общаться только с помощью цвета. Впрочем, «общение» – это слишком громко сказано. Нормальное общение – процесс двусторонний. А я пытаюсь общаться с миром только…

Внезапное тепло.

Как электрический разряд.

Сигналы датчика пульса зазвучали чаще и короче, но через несколько секунд вернулись в норму. Рядом заворочался Тибо. Наверное, привстал, чтобы взглянуть на монитор, на котором бежала моя кардиограмма. На миг он замер, словно пытался что-то понять. Или чего-то ждал? Похоже, он увидел что хотел – или передумал смотреть, – потому что по его дальнейшим движениям я догадалась, что он снова улегся. Вернее, присел.

Хотя я могла и ошибиться. Зачем ему садиться? Обычно, когда Тибо ложился рядом со мной, он какое-то время ворочался, как устраивающийся поудобнее кот. Сейчас я ничего такого не слышала. Но это не страшно. Скорее всего, он просто о чем-то задумался, или следит за Кларой, или… да мало ли чем он занят! Это неважно. Важно, что он здесь. Сейчас у меня есть работа, и я твердо знаю, что делаю ее гораздо лучше, когда рядом Тибо.

Я хочу повернуть голову и открыть глаза. Я хочу повернуть голову и открыть глаза.

Тепло и прикосновение.

Выше локтя.

Аппарат слева от меня издал четыре быстрых сигнала и снова вернулся к прежнему ритму.

– Господи боже, что происходит?

Тибо произнес это шепотом, но в нем явственно слышалась тревога. Все-таки он меня переложил, а это могло привести к чему угодно. К тому же он плохо подключил мою дыхательную магистраль, хотя сам он об этом и не подозревал. Но я интуитивно чувствовала, что учащение моего пульса никак не связано с нарушениями в подключении к аппаратуре.

Я ощутила тепло у себя на руке.

Я его ощутила. По-настоящему. Это точно не была игра воображения. Никаких сомнений. На несколько мгновений мозг распознал мою руку. Правда, я так и не поняла какую – левую или правую. Но я это почувствовала.

И хочу почувствовать снова.

Жажда прикосновения. Я вдруг сравнила ее с чем-то вроде наркотической зависимости – с тяжким недугом, требующим долгих месяцев дезинтоксикации. Неутолимая жажда, от которой сдавливает горло, туманит мысли и вызывает дрожь во всем теле, до самых кончиков пальцев.

Еще пара вдохов – и мое желание исполнилось. Я его почувствовала.

Мягкое тепло прикосновения.

В правой руке. Точно, в правой. К сожалению, я понимала, что не смогу пошевелить этой рукой. Даже и пытаться не стоило. Зато я сосредоточилась на этих слабых нервных импульсах и попыталась связать их с воспоминаниями. Это заняло довольно много времени, но в результате я сумела локализовать две зоны «мягкого тепла». Одна из них оставалась неподвижной. Вторая перемещалась. По крайней мере, по моим ощущениям.

Безумие какое-то!.. Я не чувствовала ни собственных ног, ни рук, ни всего остального, зато могла различить две зоны площадью не больше трех квадратных сантиметров!

От размышлений меня отвлек лихорадочный писк монитора справа от кровати. Теперь уже я всполошилась: что происходит? Я больше ничего не понимала. И больше ничего не чувствовала. Хотя нет, я продолжала ощущать тепло, которое исходило из неподвижной зоны. Вторая зона куда-то подевалась. Что же все-таки со мной творится?

Звуки внезапно стали тише. Если сравнивать с воспоминаниями, я, пожалуй, могла бы сказать, что мозг сознательно притупил мой слух, чтобы сосредоточиться на чем-то другом. Но на чем именно? До меня доносился приглушенный, словно он шел издалека, писк, который переполошил бы любого врача. Я недоумевала, почему никто из медперсонала не примчался ко мне в палату. Мое восприятие времени было катастрофически нарушено, и я не понимала, как долго – одну секунду или целый час – мой пульс бился так лихорадочно.