была она сама. Несмотря на то, что Джузеппе предусмотрительно заткнул уши ватой, голос подружки пробивался через любые препоны.

– Господи Иисусе Христе и Пресвятая дева Мария, – говорила она, расчесывая спутанные черные волосы старым деревянным гребнем, – услышьте меня, наконец, я уже третий раз на этой неделе обращаюсь к вам с просьбой, а ответа никакого, проще до парижского префекта достучаться, чем до вас. А между прочим, если вы не будете исполнять желания бедных людей, то кто вообще будет их исполнять? Да, я знаю, я сама во всем виновата, я некрасивая и толстая. Но вокруг миллионы некрасивых и толстых, почему же страдаю я одна? Имей в виду, дорогой Господь, я не могу жить в таком бедламе. Здесь нет отопления и нет электричества, зимой здесь собачий холод, а по дому ходят крысы размером с бегемота. Сегодня одна такая остановилась рядом и поглядела мне в глаза. Ты слышишь, Джузеппе, она глядела мне прямо в глаза! Что она хотела этим сказать, как ты думаешь?

Джузеппе вздохнул и проговорил миролюбиво:

– Она хотела сказать: дорогая Кьяра, ни о чем не волнуйся, молитва твоя услышана Господом и Пречистой девой, мы с тобой заработаем кучу денег, и все у нас с тобой будет хорошо.

– Что ты несешь! – закричала Кьяра, вскидываясь, как от укуса ядовитой змеи. – Мы с крысой заработаем кучу денег, и все у нас с ней будет хорошо?!

Джузеппе хотел ответить, но в дверь постучали. Причем постучали не весело-развязно и не истерически, как это было принято у обитателей «Улья», а громко и властно.

– Стучат, – сказала подружка, указывая пальцем на дверь, – ты слышишь: стучат!

Джузеппе отложил свою работу, нож, вытащил вату из ушей и поднялся с кровати. Он подошел к двери и открыл ее настежь. На пороге стоял полицейский сержант с нафабренными усиками и два нижних чина: один долговязый, худой, и второй поменьше, кругленький.

– Мсье Джузеппе Ринальди? – осведомился сержант.

Джузеппе в ответ только головой кивнул недоуменно, глаза его часто моргали.

– Вы подозреваетесь в краже, – не чинясь, заявил полицейский. – Нам придется обыскать ваше жилье.

Джузеппе хотел ответить с присущей ему любезностью: «Делайте, синьор полицейский, все, что предписывает вам долг», однако не успел. Услышав про кражу и обыск, Кьяра закричала, как резаная.

– А-а! – кричала она. – Мерзавец! Негодяй! Ты втравил меня в какую-то грязную историю! Я так и знала, что тут что-то нечисто. Но почему же ты, скотина, скрывал это от меня? Мы доедаем последний кусок хлеба, а ты спрятал ворованное, и даже маленького колечка мне не купил! Бастардо! Ты хуже давешней крысы, будь ты проклят, я ухожу от тебя, ухожу немедленно, если ты не пообещаешь мне сейчас, вот тут же отвести меня в ресторан и потом в магазин, чтобы я купила себе там кружевное белье, сережки и все остальное, что мне понадобится впредь!

Услышав такое, сержант немедленно оживился, и усики его отчетливо шевельнулись в полумраке, словно ожившие от зимней спячки насекомые.

– Мадемуазель, – проговорил он со всей куртуазностью, на которую способны только французы, – не будете ли вы столь любезны сказать нам, что вам известно о краже, совершенной этим господином?

Кьяра смерила его оскорбленным взглядом.

– Вы что, оглохли? – воскликнула она. – Я же говорю вам, я ничего не знала, он все от меня скрывает! Если бы вы не сказали сейчас, я бы так ни о чем и не догадывалась!

Джузеппе хотел было вмешаться в разговор, но тут из-за стены донесся истошный крик: «Я гений! Гений!»

– Кто это? – с недоумением спросил сержант.

– Один русский художник по фамилии Грановский, – отвечал Джузеппе.

– Но почему он так орет?

– Потому что считает себя гением.

– И много у вас тут таких гениев?

– Каждый первый.

Сержант, кажется, хотел спросить что-то еще, но тут входная дверь распахнулась настежь. На пороге стоял грузный человек лет сорока с тяжелой короткой дубинкой в руках, правый глаз его был закрыт черной повязкой.

– В чем дело, дружище? – проревел он. – Что за крики тут? Тебя что, грабят?!

И он с угрозой устремил единственный глаз на полицейских, поигрывая своей дубинкой.

– Не совсем, – отвечал Джузеппе. – Эти господа из полиции.

– Кто это такой? – спросил сержант.

Оказалось, это коллега Джузеппе, член его бригады синьор Энрике Коста.

– Энрике Коста? – оживился полицейский и, вытащив из кармана небольшой блокнот, заглянул в него. На лице его выразилось удовлетворение, и он кивнул. – Отлично, вас мы тоже обыщем…

Впрочем, ни обыск у Энрике, ни обыск у Джузеппе так ничего и не дали. Собственно говоря, там и искать-то было негде, ну, разве что обшарить синьору Кьяру.

– Я пас, – решительно заявил маленький полицейский.

– Замолчите, дуралеи, – велел сержант. – Дело только начато.

Тут не выдержал одноглазый синьор Коста.

– Да что вы ищете, черт побери?! – воскликнул он с обидой, после того, как весь его нехитрый скарб был перевернут. – Скажите откровенно, синьор ажан, может, мы сами вам все отдадим!

Сержант отвечал, что они ищут похищенную из Лувра картину итальянского художника да Винчи, которая называется «Мона Лиза дель Джоконда».

– Джоконда?! – загрохотал Коста. – Так что же вы молчали?! Надо было сразу сказать. Я знаю, у кого надо искать…

Он перевел взгляд на Джузеппе, тот заморгал глазами.

– Не может быть…

– Еще как может! – проревел одноглазый. – Если кто и украл, так только он.

Сержант внимательно посмотрел на синьора Косту: кого тот имеет в виду?

– Винченцо Перуджу я имею в виду – вот кого!

– Вашего бригадира?

Коста махнул рукой: да какой это бригадир, это Божье наказание, а не бригадир! Он обещал им премию, а не выплатил, он все время пытался их обжулить, этот человек своей выгоды не упустит. Перуджа украл Джоконду, Перуджа – и больше никто!

Ничего удивительного, что спустя какой-нибудь час неизвестная, но решительная рука уже крутила звонок съемного жилья бывшего бригадира оформителей Винченцо Перуджи, которое располагалось в многоквартирном доме в Ситэ.

Из-за двери раздался осторожный голос:

– Кто там?

– Откройте, полиция, – отвечали снаружи.

– Одну секундочку, – заторопился голос, – я сейчас.

Однако открывать почему-то не торопились. Спустя полминуты снаружи нетерпеливо загрохотали кулаками.

– Открывайте, мсье, или вы вышибем дверь!

– Да-да, уже сейчас, – и спустя мгновение дверь все-таки открылась. На пороге стоял невысокий испуганный итальянец с темными волосами, крупными ушами, небольшими пушистыми усами под носом – и голый по пояс, в одних только кальсонах. В глазах его отражалось беспокойство.

– В чем дело, синьоры? – забормотал он, переводя взгляд с сержанта на нижних чинов и обратно. – Я законопослушный человек, все документы у меня в порядке.

– Почему