На арене свежий, чистый, влажный песок, благоухают тысячи букетов. Вот лошади переходят в галоп, замирают на месте, встают на дыбы, роют копытами золотой песок. Великолепны рыцари в доспехах — полированные латы украшены тонкой резьбой, инкрустированы драгоценными металлами, сияют серебром. Знаменосцы несут флаги из блестящего шелка с вышитыми девизами. Многие участники турнира явились инкогнито, с опущенным забралом. Они бросают вызов под неизвестными, вымышленными именами, некоторых сопровождают барды, готовые поведать в стихах печальную историю рыцаря или пропеть балладу, пока турнир еще не начался. Я побаивалась — целый день будут сражаться, я ничего не пойму, но оказалось, турнир прекраснее любого представления. На арене изумительные кони, всадники во всем великолепии, тысячи горожан выкрикивают приветствия.

Рыцари медленно проезжают по арене. В их честь перед началом турнира разыгрывается целое действо. В центре — сам король, он одет рыцарем из Иерусалима. Лошади, задрапированные голубым шелком, вытягивают на арену повозку, в ней мои придворные дамы в маскарадных костюмах. Наверно, имеется в виду море. Но при чем тут дамы? Это выше моего разумения. Впереди лучезарно улыбается, прикрывая глаза ладонью, малютка Китти Говард. Можно предположить, она русалка или, может быть, сирена. Конечно, она закутана в белый муслин, что должно изображать морскую пену, ткань случайно сползла, открыв прелестное плечико, будто девушка выходит из моря нагая.

Когда у меня будет получше с языком, я поговорю с ней — девушке следует думать о своей репутации, о скромности. Она еще ребенком осталась без матери, а отец, беспечный мот, живет далеко, в Кале. Ее воспитала мачеха отца, Джейн рассказала мне. Вот почему ее некому предостеречь, а ведь король всегда начеку, заметит любое нарушение приличий. Ее наряд вполне позволителен как часть представления, но то, что обнажилась худенькая белая спина, совершенно недопустимо.

Дамы танцуют посреди арены, делают реверансы, потом сопровождают короля к моей ложе. Улыбаясь, протягиваю ему руку для поцелуя, словно мы тоже часть представления. Толпа вопит от восторга. Теперь моя очередь сделать реверанс, усадить короля на широкое крепкое сиденье, возвышающееся над моим местом. Леди Джейн позаботится, чтоб ему подали бокал вина и сласти. Она кивает — пора и мне садиться.

Придворные дамы отступают перед рыцарями в темных доспехах, они выезжают на арену, над ними развевается знамя цвета морской волны, можно вообразить прилив или отлив, в общем, что-то из царства Нептуна. Я, конечно, невежда, раз не все понимаю, но вряд ли это сейчас имеет значение — всадники скачут вокруг арены, а герольды выкрикивают их титулы, и толпа одобрительно ревет, приветствуя начало турнира.

Зрители едва поместились на сиденьях, расположенных ярусами, самые бедные втиснулись между рядами. Каждый раз, когда очередной рыцарь проезжает мимо меня, чтобы продемонстрировать свое вооружение, толпа разражается воплями одобрения. «Анна! Анна Киевская!» — снова и снова. Я встаю, улыбаюсь, машу в ответ. Не знаю, чем я заслужила, но как чудесно видеть — народ Англии принял меня столь же естественно и свободно, как я его. Король тоже встает, берет мою руку на виду у всех.

— Умница, — роняет он, выходя из ложи.

Я оборачиваюсь к леди Джейн Болейн: надо ли мне идти за ним? Она качает головой.

— Король пошел поговорить с рыцарями, ну и с девушками, конечно, тоже. Оставайтесь на месте.

Вижу, король появился в своей ложе как раз напротив моей. Он машет рукой, я машу в ответ. Он садится, и я сажусь вслед за ним.

— Вы всем поправились, — тихонько шепчет мне лорд Лиль.

Я схватываю смысл даже по-английски.

— За что?

— За то, что вы молоды. — Он ждет, пока я кивну в знак понимания. — За то, что вы родите сына. Вы хорошо выглядите, улыбаетесь, машете в ответ на приветствия. А им нужна хорошенькая, счастливая королева, и им нужен наследник.

Я слегка пожимаю плечами — до чего простые желания у этих непостижимых людей. От меня требуется только быть счастливой? Это нетрудно, никогда в жизни я не была так счастлива. Неодобрение матери, гнев брата — все отодвинулось далеко-далеко. Тут у меня есть права, есть собственное место, свои друзья. Я — королева великой страны. Король — владыка непредсказуемый, даже я понимаю: двор нервничает, но можно постараться это изменить. Необходимо обеспечить стабильность, я бы посоветовала королю быть поспокойнее. Ясно вижу мою жизнь здесь. Я — королева, и я знаю, у меня все получится. Улыбаюсь лорду Лилю. Что-то он последнее время редко показывается, и где его обычное добродушие?

— Спасибо, я постараюсь.

Он кивает.

— Вы здоровы? — спрашиваю я неловко. — Счастливы?

Он, кажется, смущен моим вопросом.

— Гм, да. Да, ваша светлость.

Ищу слово.

— Неприятности?

Ясно вижу — по лицу пробегает тень, ему хочется мне довериться. Но нет.

— Никаких неприятностей, ваша светлость.

Он смотрит на противоположную сторону арены. В королевской ложе лорд Томас Кромвель что-то нашептывает на ухо королю. При дворе всегда интриги, одни фавориты сменяют других. Наверно, лорд Лиль чем-то задел короля.

— Знаю, вы добрый друг.

— Да хранит Бог вашу светлость, что бы ни ждало нас впереди.

Король встает, подходит к краю ложи. Опирается на пажа — из-за хромой ноги. Поднимает над головой латную рукавицу. Толпа замирает, все смотрят на величайшего короля, самого себя провозгласившего королем, императором и главой церкви. Ловко выбрав момент, когда все взгляды обращены на него, Генрих кланяется мне, указывает рукавицей на меня. Толпа воет от восторга. Открывать турнир буду я.

Встаю со своего кресла с золоченым балдахином. Ложа со всех сторон затянута бело-зеленой тканью — это цвета Тюдоров, везде мои инициалы, везде мой герб. Инициалы прежних королев остались только с изнанки, их не стоит показывать. Двор, народ, сам король сговорились забыть о моих предшественницах, и не мне напоминать о прошлом. Этот турнир — в честь меня, словно я первая жена Генриха.

Поднимаю руку. Арена замирает. Роняю перчатку. Почуяв шпоры, кони бросаются вперед с противоположных концов ристалища. Двое всадников, гремя латами, несутся навстречу друг другу. Тот, что слева, лорд Ричман, опускает копье, нацеливается. С ужасающим звуком, словно топор входит в дерево, копье попадает противнику прямо в середину нагрудника и вышибает его из седла. Лорд Ричман доезжает до противоположного конца арены, оруженосец ловит коня, а его светлость поднимает темное забрало и смотрит на поверженного противника.

Одна из придворных дам, леди Лиль, вскрикивает, вскакивает с места.

Молодой человек неуверенно поднимается, ноги у него заплетаются.

— Он ранен? — спрашиваю я шепотом у леди Рочфорд.

Она жадно всматривается.

— Кажется, ранен. — Она ликует. — Это жестокий спорт. Он знал, что рискует.