– Мы сейчас прямо как японцы, – нарушил молчание один из близнецов. – Они тоже, прежде чем начать какое-нибудь дело, сперва обсуждают все, даже самые фантастические препятствия. Вплоть до падения гигантского метеорита или выхода из моря своего страховидного Годзиллы. Мы же не японцы, черт побери!

– Вот именно… – вздохнул второй. – По-русски, на арапа… Но шкуру бегающего еще где-то медведя поделить не забываем. Ладно, утро вечера мудренее. Ты уже не мальчик – сам разберешься…

– Вот именно… – потянулся до хруста в суставах собеседник. – Ну что: накатим по соточке-другой коньяку и на боковую?

– Вот тебе соточка! – кукиш был более чем убедителен. – А вот – вторая. Тебе даже не за руль завтра, а за штурвал. Вот когда вернешься… С удовольствием нажрусь с тобой хоть до поросячьего визга. А до того – сухой закон.

– Понятно, – протянул генерал, только что отчитанный, будто кадет-первогодок ротным воспитателем. Ладно, хоть равным по чину… – Банкет по случаю отбытия отменяется…

* * *

– Пакет не забыл?

Работающие вхолостую турбины ревели, словно два могучих урагана, поэтому приходилось кричать прямо в ухо, чтобы хоть что-нибудь можно было расслышать.

– Что?!.. А! Пакет! – Бежецкий похлопал себя ладонью в толстой перчатке по оттопыривающемуся на груди комбинезону. – В надежном месте! Даже если гикнусь там – найдут!..

– Плюнь! – проорал в ответ близнец. – Я тебе дам – гикнусь! Забыл уговор? Если через семь, максимум десять дней ты не возвращаешься – иду я!

– Фигу тебе! – злорадно ответил посланец, пытаясь сложить непослушные пальцы в означенную фигуру. – Не удастся тебе орденок заработать! Все я загребу! И звездочку вторую на погоны – учти! Будешь мне честь отдавать, как генерал-лейтенанту!

– Да хоть фельдмаршалу! Только вернись!.. Ну, все – ни пуха! – Ловко, спиной вперед, генерал сбежал по приставному трапу, который тут же оттащили в сторону поджидавшие внизу техники.

– К черту! – буркнул себе под нос, уже не надеясь, что его услышат, пилот, и колпак кабины плавно опустился, намертво отрезав его от остального мира.

Еще этот мир не покинув, он словно бы и не принадлежал ему больше.

«А-а! Долгие проводы – лишние слезы!..»

В ответ на отмашку дежурного офицера, он поднял руку в перчатке и начал плавно увеличивать обороты двигателя. Движение руки, и самолет легко понесся по бетонке полосы, вздрагивая на стыках плит и выбоинах. Мгновение и…

«Земля – прощай! – мелькнули в голове слова из полузабытого детского мультика. – В добрый путь!..»

«А ведь господа жандармы тут не слишком деликатны… Как и везде, впрочем…»

Сознание возвращалось постепенно, будто загулявшая кошка, сперва стремящаяся проверить – не ждет ли ее хозяин, разгневанный долгой отлучкой, да еще с чем-нибудь очень неприятным в руке. Правда, хозяин сейчас пребывал не в том состоянии, чтобы гневаться. Он и «кыш»-то сказать не смог бы толком…

Да и обстановка «узилища» разительно переменилась. Какие там хоромы! Тесная комнатенка с давно не беленными стенами в неопрятных пятнах, с шелушащегося потолка на разлохмаченном шнуре свешивается сорокаваттная лампочка, мало того что светящая себе под нос по своей природе, но еще и пыльная до предела. Более подробно оценить обстановку было невозможно потому, что сам Александр лежал на спине на чем-то относительно мягком, но до предела скрипучем, без какой-либо возможности повернуться – руки, скованные над головой, этому препятствовали, да и ноги тоже стягивало что-то чрезвычайно тугое. Дополняла картину удушливая вонь, пропитывающая все вокруг: если на этом ложе кто до пленника и лежал, то, во-первых, знаниями о личной гигиене он был не обременен, а, во-вторых, было это давным-давно.

«Блин, даже руку мою больную не пожалели, – сморщился Бежецкий – так болело совсем недавно поврежденное запястье, в которое теперь волчьим капканом впивался ледяной металл наручников. – Сатрапы чертовы!.. Свободу узникам совести!..»

Однако на самом деле, признаться, было не до шуток. Как-то не вязался этот карцер с той предупредительностью, которой был окружен «гость» в покинутом таким оригинальным путем «санатории». Неужто так разозлились хозяева за двух охранников, спеленатых не только без какого-либо членовредительства, но и без особенного посягательства на права и свободы. Так, не более чем невинная шутка. Стоило из-за этого запирать в вонючий подвал, стреноженным по рукам и ногам? Что за средневековые методы, в конце концов, господа?

– Э-э! – негромко позвал он, стараясь как можно дальше вывернуть шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. – Тут есть кто? Господа тюремщики!..

Ответом ему была тишина, нарушаемая лишь мерным стуком капель, падающих где-то далеко-далеко, может быть, из неплотно прикрытого крана, а может быть – и с сырого потолка. Тишина эта давила, заставляла нервничать, неумолчный «метроном» раздражал безмерно.

– Господа Бога душу мать!!! – не выдержал Александр, присовокупив такое коленце, что даже сам устыдился немного – давненько ему не приходилось употреблять таких слов вслух. – Попередохли вы там что ли?! Наручники отомкните, гады! Рука болит – спасу нет!..

Кричать пришлось так долго, что к финалу концерта горло Бежецкого, и без того в последнее время не отличающееся луженостью (как же – ежедневные тренировки «командного голоса» давно позади), сдало, поэтому в тирадах появились какие-то «высоцкие» нотки. Он не только охрип, но и оглушал в тесном пространстве «каземата» сам себя, поэтому шаги, вкрадчивые и осторожные, расслышал не сразу.

– А-а, вы уже пришли в себя, господин Бежецкий, – раздался где-то за изголовьем звучный, хорошо поставленный голос. – Похвально, похвально… Я уж хотел проделать это принудительным, так сказать, путем.

– Расстегните наручники! – прохрипел Александр, чувствуя, что поврежденная рука настолько онемела, что уже не чувствует боли, только холод металла – паршивый признак, если честно. – Руку потеряю – отвечать придется…

– Не говорите вы ерунды. – Пленник ощутил в руке тупые уколы, но не кожей, а мышцами, глубинными нервами. – Пальчики дергаются, значит, омертвения еще нет. А как быстро вас отпустят, зависит от ответов на пару вопросов, которые я вам намерен задать.

В речи говорившего удавливался не то чтобы акцент – какая-то неправильность.

«Тоже мне латышский стрелок, – подумал Бежецкий. – Что-то я не припомню среди подчиненных близнеца явно выраженных прибалтов. Или это не прибалтийский акцент?.. И опять же: что это за конкуренты такие объявились у генерала Бежецкого? Неужели „смежники“? Не может быть, чтобы тут все было настолько запущено – не кинобоевичок ведь…»

– На все вопросы я давным-давно ответил, – стараясь не слишком хрипеть сорванным горлом, с вызовом проговорил он. – Требую меня немедленно освободить и доставить в ведомство Бли… генерала Бежецкого. Без его непосредственного присутствия я ничего говорить не буду.