Лишь одному аббату де Бурбону удалось добиться полупризнания. Все остальные внебрачные королевские дети, доверенные опекуну, получали щедрое содержание и оставались объектами заботы Людовика XV, а затем Людовика XVI. Девочек (а их было шестеро) с почетом выдали замуж. Однако никогда официально король не признавал никого из своих бастардов и тщательно оберегал от них своих законных детей. Он внимательно следил, чтобы они ни в чем не нуждались, то же самое он делал и для их матерей, но не оставлял им шансов ввергнуть государство в смуту. Этим беспечно пренебрегали его предшественники, но Людовик XV осторожничал скорее из политических соображений, нежели ради морального спокойствия современников. Так закончилась эпоха мстительных принцев-бастардов и высокопоставленных сеньоров — поджигателей мятежа. Последние королевские бастарды, подчиненные общему праву, отныне могли быть только верными подданными его величества, для которого наступало время душевного покоя, но вдруг на пороге абсолютной законности буржуазная мораль сделалась причиной гибели семьи Людовика XVI.

Любовь к удовольствиям не противоречила стремлению к славе и придавала правлению молодого монарха блеск и живость, особенно ярко проявлявшиеся во время праздников и балов, когда двор своим сиянием как бы символизировал благополучный ход царствования. С другой стороны, вольности, которые позволял себе государь и с которыми вынуждены были мириться Церковь и общественный конформизм — например, супружеская неверность, — иногда удостаивались самого сурового порицания со стороны благочестивых душ. В XVII веке король являлся объектом обожания, в нем видели сверхчеловека, поклоняясь ему, подобно языческому божеству дохристианской мифологии. И лишь немногие духовные лица с высоты кафедры или в исповедальне осмеливались воздавать Богу почести, присвоенные себе королем, и они же предначертали Людовику XIV кару в наказание за его беззакония. Всеобщая вера еще не охватила людей изнутри, она выглядела пока чем-то вроде формального и своеобразного спектакля. В этом спектакле смешивались страх перед адом, уверенность в силе религиозных обрядов и благоговение, не позволявшее точно определить объект своего почитания. Благочестие колебалось между королем и Богом, часто не в состоянии сделать выбор. И даже скандальное по» ведение Короля-Солнца, вызывавшее возмущение « наиболее набожных из его подданных, большинство расценило как привилегию живого бога, не подвластного человеческой морали. Совершить адюльтер, увести жену от мужа — это подвиги галантного Юпитера, снизошедшего на землю, дабы таким образом осчастливить смертных. Пусть даже не все мужья-рогоносцы оказывались способны, проглотив эту пилюлю, безропотно принять свою печальную судьбу, но, во всяком случае, основная часть подданных Людовика XIV взирала на антиконформизм своего монарха почти с религиозным уважением, как на возмездие за греховную человеческую природу. Следовало дождаться XVIII века, секуляризации монархии и отказа от ее священного характера, чтобы распутство королей стало восприниматься как преступление.

Людовик XIV зашел гораздо дальше своих предшественников, довольствовавшихся двумя женщинами, наслаждаясь значительно более хлопотной полигамией. Вплоть до триумфального вступления в его жизнь мадам де Ментенон он часто имел трех женщин одновременно, причем всегда открыто, официально и публично: одну королеву и двух фавориток. Привычки, дух рутины, сентиментальность, а возможно, и стремление к изобилию объясняют нежелание Людовика XIV расставаться с любовницей, которая больше не возбуждала в нем желания. Он сохранял ее подле себя так долго, пока она совершенно не пресыщалась своим ложным положением рядом с новой фавориткой, относившейся к предыдущей с вежливым уважением, тем самым закрепляя за собой страсть и пылкие чувства короля.

Сожительствуя таким образом, со всеми обидами, слезами и интригами этого странного гарема — Лавальер и Монтеспан, Монтеспан и Фонтанж, Монтеспан и Ментенон — все они существовали рядом с покорной Марией-Терезой, которую Людовик XIV неизменно почитал, как это и надлежало добропорядочному супругу. Должность фаворитки была слишком освящена традицией, чтобы нападать на нее прежде, чем закончится ее срок. А когда всходила новая звезда, то прежняя оставалась живым напоминанием об изливавшейся на нее королевской милости, ведь, будучи возвышена однажды, она несла на себе отблеск сияния его особого расположения, даже несмотря на сменившее страсть безразличие. Покинутая любовница все равно продолжала удостаиваться почестей и титулов, и утрату монаршей любви могла компенсировать его благодеяниями, альковными удовольствиями и удовлетворением сердца подарками от ветреного возлюбленного, покидавшего ее, не прерывая отношений.

Практика разделения должности официальной королевской фаворитки между двумя штатными чередующимися любовницами возникла на завершающейся стадии связи с Лавальер. Луиза де Лавальер — маленькая провинциалка с ангельским личиком, худенькая, несколько ограниченная, слегка хроменькая, но восхитительно танцевавшая, набожная, целомудренная, ее ясные глазки, увлажненные обожанием и исступленной любовью, сразу произвели сильное впечатление на короля. Она служила фрейлиной принцессы Орлеанской в Блуа, затем, после свадьбы брата короля с Генриеттой Английской, была призвана ко двору в качестве фрейлины его супруги. Ничто не предвещало, что эта скромная и набожная девушка станет любовницей короля. Лишенная каких бы то ни было амбиций и корыстных устремлений, она втайне боготворила государя, но при его появлении глаза выдавали ее страсть, что было быстро замечено, и уже сам Людовик XIV влюбился в нее. Вначале это держалось в секрете. Затем в ознаменование королевской страсти началась бесконечная череда праздников и каруселей, сначала в аллегорической форме, а потом и открыто. В мае 1664 года Лавальер играла в пьесе «Принцесса Элиды» — драме, прославлявшей ее любовь с королем. Тем временем один за другим рождались внебрачные дети, которых тайно отдавали на воспитание мадам Кольбер, а король все еще был без памяти влюблен, пока однажды, в начале 1666 года, не заметил маркизу де Монтеспан. Эта восхитительная женщина, которая до сих пор вела безупречную жизнь, оставаясь редким исключением при дворе, где сам король подавал пример распутства, служила фрейлиной Марии-Терезы. В расцвете своих двадцати шести лет она была не только прекрасна, но умна и даже с перчиком. Она во всем отличалась от мадемуазель де Лавальер, кроткой и неприметной, озабоченной своей внебрачной связью, которой не могла противиться. Монтеспан же была горда, расчетлива и властолюбива. Как только она заметила интерес короля к собственной персоне, она мобилизовала все собственные возможности, чтобы вернее завлечь его в свои сети. Монтеспан искусно маневрировала, добиваясь доверия Лавальер, а та, по наивности, приняла ее как подругу, без малейшего подозрения, что это сильная конкурентка, которая уже вредила ей в глазах королевы, довольной, что Людовик XIV хоть немного отдалился от Лавальер. Тем временем король окончательно остановил свой выбор на Монтеспан, и так как он все еще любил Лавальер, то осторожно давая понять, что пик их любви прошел, он осыпал ее почестями, сделал герцогиней де Вожур, окружил заботой и уважением. Когда во время войны с Фландрией он добился от мадам де Монтеспан того, чего страстно желал, герцогиня де Вожур носила под сердцем ребенка, который впоследствии получил титул графа де Вермандуа. После родов она снова оказалась в большом фаворе, и Монтеспан забеспокоилась. Не явилась ли она всего лишь мимолетным увлечением и не вытеснит ли ее соперница? Ведь Лавальер не только официальная фаворитка, но, похоже, любовь к ней короля вновь обрела утраченную силу после допущенной неверности. Монтеспан была изрядной фантазеркой, носилась с нелепыми идеями, хотя это было в духе ее времени. Она с доверием относилась к колдунам, хиромантам, приворотному зелью. В надежде снискать любовь короля и вытеснить Лавальер Монтеспан прибегала ко всем видам колдовского искусства, покупала любовные напитки, слушала пророчества, совершала магические церемонии. Она посещала Вуазен — колдунью, подозревавшуюся в отравлениях и незаконных абортах, а также служителей Сатаны, адептов Черной мессы, что позже послужило компроматом при разоблачении ее отношений с дьяволом. Каковы бы ни были действия этих адских махинаций, которым наивность и скрытое язычество века святых оказывали такое доверие, что католическая вера, всё еще достаточно поверхностная и неглубокая, не могла подавлять их полностью, но Людовик XIV с каждым днем испытывал все больше влечения к Монтеспан и охладевал к Лавальер, теперь он проявлял к ней лишь простую учтивость. Родив в марте 1669 года мальчика, в будущем герцога дю Мен, которого король признал и узаконил, Монтеспан сделалась официальной фавориткой, хотя Лавальер все еще не была лишена своей должности. В дальнейшем двойной адюльтер станет публичным. Гнев родителей мадам де Монтеспан несколько поостыл вследствие значительных королевских милостей (ее отец был назначен комендантом Парижа, а ее брат Вивон — генералом галер), но муж наделал шума. Пришлось отправить его в тюрьму, а затем сослать в Шень.