Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дык понимаю я все, гражданин начальник, вы все так доходчиво разложили, прямо по полочкам, — сейчас заключенный Серебрянников вроде бы сбросил с себя оцепенение и начал говорить нормально, без выкрутасов.
Правда, парень все-таки не удержался и спросил:
— А если так выйдет, что я вам не расскажу? Что тогда будет?
— Ты чем слушал? Я же тебе только что сказал, что передадим тебя другим дознавателям. Они все узнают, что нужно узнать, это даже не обсуждается, тут — без вариантов. Но дознаватели доложат наверх о том, что ты отказался сотрудничать с правоохранительными органами, что нисколько не раскаялся и отказался от чистосердечного признания. И как только все это станет известно большому начальству, то ты, Вова, тут же распрощаешься с этим местом. И отправишься ты в суровый и холодный край, в далекую и неласковую колонию где-то под Мурманском, а может, и еще дальше. Вот чем обернется твоя глупость, твое нежелание рассказать об оружии, которое ты переделал и продал. Подумай хорошенько, оно того стоит? Никто не пришлет передачку, никто не приедет на свидание, потому как ехать к тебе, Вова, не ближний свет.
Полковник Колесников замолчал, давая время Серебрянникову принять решение. Я почувствовала, что Владимир Серебрянников это решение для себя уже принял, и решила усилить эффект от речи полковника.
— Вы ведь, Серебрянников, неглупый человек, во всяком случае, дружите с мозгами, — сказала я. — Подумайте, зачем вам все то, о чем так красочно только что рассказал Ростислав Леонидович?
Серебрянников согласно кивнул. Вероятно, он уже просчитал последствия своего отказа от сотрудничества и подумал, что рисковать не стоит. В конце концов, его запирательство никому пользы не принесет, а ему самому будет от этого только хуже. Он ведь не святой великомученик.
— Ростислав Леонидович, — обратилась я к полковнику Колесникову, — я вот тут подумала, а что, если Серебрянников не то чтобы хочет отказаться от сотрудничества с правоохранительными органами, а просто в связи с тем, что память его немного подвела, он так себя и повел вначале. Я права, Серебрянников?
Теперь я посмотрела на заключенного.
Парень кивнул и заговорил:
— Да, точно, вспомнил ведь я все. Так что я все вам расскажу про этот травмат, который я собственноручно переделал в боевое оружие. Да только вы уж, Ростислав Леонидыч, оформите мне это как явку с повинной, а я чистосердечно признаюсь.
— Ты мне условия тут не ставь. Получается, что расскажешь все про этот пистолет ты только в том случае, если тебе оформят явку с повинной? — спросил Ростислав Колесников. — Да еще и чистосердечное признание пристегнут? Так, что ли?
Владимир Серебрянников молчал.
— А если я не выполню эти твои предварительные условия, так ты снова в отказ пойдешь? «Я — не я, и пистолет не мой». Так, что ли? — полковник повысил голос.
— Виноват, гражданин начальник, — тихо проговорил заключенный. — Я все вам расскажу.
— Ну так давай начинай уже свой рассказ, — сказал Колесников.
Я тоже подключилась к разговору:
— Так я, Серебрянников, еще раз спрашиваю: вам знакомо это оружие? — спросила я. — Еще раз поясню: это вот фотография пистолета, вид общий.
Я пододвинула к Серебрянникову первое фото, которое он небрежно отшвырнул от себя.
— А вот на этой фотографии — ваш отпечаток, — сказала я.
Я положила перед заключенным еще одну фотографию, на которой был виден увеличенный отпечаток пальца.
— Да, да, вижу. Все вижу. Пистолет я этот переделывал, это точно, — подтвердил Владимир Серебрянников. — Сейчас я все расскажу.
— Да ты, Вова, садись, сидя-то рассказывать удобнее, — разрешил полковник.
Серебрянников кивнул и снова опустился на свой табурет.
— Значит так, года три с половиной назад, точно дату не помню, встретились мы с одним моим другом, — начал свой рассказ заключенный. — Одно время в одной многоэтажке жили, во дворе в футбол играли, когда мальчишками еще были. Потом наши пути как-то разошлись, я в универ поступил, а Виталий — так зовут моего друга — пошел служить. Потом дембельнулся, где-то работал, кажется, охранником или еще кем-то. Короче, позвонил он мне и предложил встретиться. Договорились мы пересечься с ним в одном кафе и…
— Что это было за кафе? Название помните? Улица, на которой оно расположено, как называется? — я забросала Владимира Серебрянникова вопросами.
— Да, ты уж давай, рассказывай во всех подробностях, они очень важны, — поддержал меня полковник Колесников.
— Да есть такое кафе около городского парка, а вот, как называется, не припомню, правда! — воскликнул Владимир Серебрянников и умоляюще посмотрел на нас с полковником.
— Ладно, ладно, верим, что подзабыл, с каждым такое время от времени случается, — заметил Ростислав Колесников. — Ты, главное, про пистолет рассказывай, да ничего не упускай.
— В общем, пришли мы с Виталиком в это кафе, сели за столик у окна, сделали заказ, начали разговаривать о том о сем. Поговорили, а под конец Виталик спросил меня по поводу пистолета. Ну он же знал, что я увлекаюсь оружием… увлекался, — поправился Серебрянников. — Знал Виталя и о делах моих… не совсем законных, вот.
Колесников хмыкнул, но ничего не сказал.
— В общем, друг стал меня просить продать оружие. Но не трофейное, нет. Такое ему было без надобности. Он попросил переделать обыкновенный травматический пистолет, переделать под боевые патроны, — объяснил заключенный Серебрянников.
— Стоп! — прервал его полковник. — А зачем твоему Виталику понадобилось такое оружие? — спросил Колесников.
— Так это не ему оно понадобилось. Как выяснилось позже, пистолет был нужен одной его знакомой… Ростислав Леонидыч, вы же просили со всеми подробностями, ничего не упускать, вот я и…
— Ладно, валяй, продолжай, больше перебивать не буду, — пообещал Ростислав Колесников.
— Ну так вот. Я и сказал другу, что у меня э… несколько другая специализация, что я больше по «люгерам» да «вальтерам». Это — немецкое офицерское