— Ты хотел бы пойти в школу опять? — неожиданно сменив тему спросил он, — если хочешь мы отправимся за горы, там всё не так как здесь, и тоже кстати уйдём немного на юг, там будет для тебя и школа и еда получше той, что здесь, да и много друзей появится, но тебе нужно кое-что сделать.

— Что надо делать-то? — то ли обрадовавшись, то ли испугавшись спросил я.

— Украсть форму этого солдата, документы, что у него есть, оружие, короче всё, что только ты сможешь унести и я тебе обещаю, никаких пьяных побоев больше не будет, я увезу тебя очень далеко отсюда и там будет спокойная жизнь.

Я тогда не обратил на эти слова никакого внимания, мне они конечно понравилась, но выражения вроде «спокойная жизнь» звучали для меня полнейшим бредом, начиная с конца весны постоянно что-то происходит от чего моя жизнь становится менее спокойной почти каждый день, даже сейчас ко мне прилип незнакомый, странный русский, просящий обокрасть каким-то образом Мануэля. Не то чтобы это было сложно, нужно было лишь дождаться, когда тот будет пьяный, лишь бы при этом дома у нас не оказались какие-нибудь его подруги. Но сейчас я как-то не получил то, чего хотел, в плане мотивации, ради чего вообще вытворять подобные вещи.

— Я не буду, — ответил я.

— Подумай, я сейчас уйду и найду другого, кто это сделает, или сам где-нибудь пришью солдата и сниму с него форму, просто убитого солдата могут начать искать, рыскать тут по городу, это риск, хоть и не большой, — он пожал плечами, — а я люблю без риска, если он выбежит на улицу в трусах вряд ли кто-то отнесётся к нему серьёзно, понимаешь?

Нет не понимаю, но утвердительно кивнул.

А Максим продолжил:

— Ты не потеряешь ничего, если это сделаешь, а если не сделаешь можешь сгнить в этой дыре, что ты будешь делать, когда он уйдёт, где ты возьмёшь еду? Скорей тебя выбросят из квартиры те, кому она нужнее, ваш дом с отоплением, а есть же до сих пор люди, которые живут в домах вроде вот этого, — рукой он показал куда-то в сторону, — да и квартира не будет твоей проблемой, когда они уйдут, ты ж помнишь откуда ты пришёл и что сделали люди из твоей страны.

— А я здесь при чём? — спросил я так, как иногда я отвечал некоторым русским детям, которые меня винили во вторжении европейцев.

— Не причём, но я знаю, как тебя зовут и с кем ты живёшь, я ж не экстрасенс, — усмехнулся он, но я шутку не оценил так как не знал такого слова, — мне это всё рассказали люди из твоего же подъезда, тебя не очень рады видеть, я тебя уверяю, что твой сожитель уже наделал делов в подъезде и отобрал у людей достаточно, чтобы они ненавидели его, а ты это ел, может носишь на себе чью-то куртку или ботинки, есть у тебя дети твоего возраста в доме, а? Вот их родители первыми за тобой придут, потому что ближайшей зимой их детям понадобится твоя обувь, которая, вообще-то, принадлежит им.

В тот момент я и подумал, что действительно Мануэль мог приносить всё добро и не откуда-то там издалека, где-то героически добыв, а брать прямо у людей в нашем доме, поэтому, наверное, и друзья мои куда-то испарились, а кому повезло не видеть моего солдата-сожителя, ещё общались со мной, но их родители это быстро пресекали. Мне стало противно от себя, потому что я помню, что такое голод, а людям сейчас брать еду особо негде — всё всегда разворовывают солдаты.

Я вообще не очень понимал, как русские выживают, но на сытый желудок меня не сильно волновали другие, да и я почему-то решил, что всё, что у нас есть откуда-то из других городов. Звучит тупо, но в десять лет для меня это было нормальным объяснением.

Тогда я и решил согласиться на Максимову аферу. Потому что действительно, до весны-то я ещё поживу, а что будет когда Мануэль уйдёт не известно никому, может он меня конечно и забрал бы, но он был довольно неприятным человеком, если Светлана мне когда-то казалась чёрствой и злой, то этот вообще больше напоминал робота, который заправлялся алкоголем и женщинами, а я не вылетал из квартиры, только потому что стирал его шмотки, убирался и делал другую грязную работу, ну а так же, самое важное, почти не попадался на глаза, иногда он мог меня взять за волосы и вышвырнуть в подъезд, если резко нужна была вторая комната, например для его друга, я просто ждал тогда до утра на лестничной площадке, пока наши гостьи не захотят разъехаться по домам, а затем тихо пробирался к себе.

— Хорошо, — ответил я, — я попробую.

— Вот сюда же и подходи. Когда всё будет готово можешь позвонить мне, — он протянул мне маленький чёрный телефон, тот был не старым, как обычно всё, что есть в Печоре, очень тонкий, свёрнутый в трубочку, из плёнки, — спрячь как можно лучше, если не будешь пользоваться — хватит на неделю, вот и считай, что у тебя семь дней, чтобы выполнить то о чём мы договорились.

— Ага, — я взял телефон, а в голове уже была эйфория, такой новый и мой, до этого у меня не было ничего подобного, даже тот, что был у отца попадал в руки не часто, — хорошо.

— Если передумаешь — я сам приду и оторву тебе голову, — сказал мне Максим, и по его тону было понятно, что он говорит не в переносном значении, — когда ты всё сделаешь, то беги сюда, только позвони мне за час, чтобы я успел добраться, я буду ждать тебя в этих же дворах и чем раньше украдешь, тем лучше, ты меня понял?

— Понял, — улыбаясь как дурак ответил я.

Кажется, если бы я знал, что в конце будет такой приз, я бы не только украл форму, но и легко нажал бы на ядерную кнопку за Мусаева, зато у меня был бы телефон. Да, в десять лет я был настолько идиотом. Максим же совершенно не улыбаясь вышел из подъезда, а я стоял там, держа в кармане такой дорогой сердцу пластиковый свёрток. За несколько секунд отойдя от шока, из подъезда вышел и я, и пошёл к себе, оглянувшись я увидел, что и Максим издали смотрит на меня, его лицо снова стало весёлым, он