— Дело ваше, конечно. Но… Я, понимаешь, бьюсь, заказы ищу…

Трефилов попытался сделать вид, что подобные статьи попадают к нему не самотеком, но исключительно в результате его доблестной «оперативно-розыскной» работы. (О том, что за каждую подогнанную рекламу ли, «заказуху» ли Геннадий Антонович получал свой, строго фиксированный, процент, здесь скромно умолчим — не станем уподобляться людям, считающим деньги в чужом кармане).

— Опять же народ, коллектив то бишь, ропщет: давно зарплату не поднимали. При такой-то инфляции! — продолжал гнуть свою линию (или биться за свои проценты?) Трефилов.

— Кто бы мне зарплату повысил? — огрызнулся Обнорский. — Короче, Склифософский! О чем материал?

— Да там на самом деле все очень цивильно. Кстати, про такие темы мы обычно бесплатно пишем. А, между прочим, зря! Журналисты кучу собственных сил, времени, бумаги казенной на расследования тратят. А тут — само прямо с неба готовенькое свалилось. Да еще и денег предлагают.

— Ты так и не сказал о чем материал.

— Рейдерский захват. Стопудово наша тема, — окончательно окрылился Геннадий Антонович. — Место действия — Калининград. Там наехали на фирму «Балтфиш», на балансе которой стоят восемь рыболовецких судов.

— Ну и с чего это вдруг в питерской газете мы станет касаться бизнес-проблем этого анклава? Положим, с заказчиками все ясно — этой статьей они хотят привлечь внимание полпреда по Северо-Западу. А нашим-то читателям вся эта маета зачем? Сразу сделается очевидным, что всё здесь за уши притянуто.

— За уши, да не совсем! Юридически контора зарегистрирована в Питере, и головной офис у них тоже здесь. А в Кёнигсберге — только суда, команда, море и рыба. Вот вам и привязка. Куда уж привязчивее?… Ой, ради бога, извините! У меня входящий.

Трефилов торопливо вытащил из кармана мобильник и, конспиративно прикрывая трубку ладошкой, зашептал интимно. Да так ловко это у него получалось, что Обнорский, как из спортивного интереса ни старался, все равно не смог уловить ни одной произнесенной им фразы.

Переговорив пару минут, Геннадий Антонович убрал трубку и потрясенно уставился на шефа:

— Андрей Викторович, чудны дела твои, Господи!

— Не понял? Мои или Господа?

— Да тут такой, блин, дурдом. Мне сейчас звонили представители другой стороны!

— Какой еще стороны? Выражайся яснее.

— Представители захватчиков «Балтфиша».

— И чего хотят?

— Хотят минимум на месяц поставить блок на все материалы по этой теме. Обещают очень приличные деньги. Гораздо больше, чем предлагали потерпевшие. То есть мы напрочь забываем про «Балтфиш», просто ничего о них не пишем, а нам за это — кругленькая сумма! — Геннадий Антонович чуть ли не руки потирал в предвкушении потенциальных барышей. — Ну так что, Андрей Викторович? Печатаем за небольшие или не печатаем за большие?

Похоже, Трефилов уже успел забыть, что несколько минут назад ему и пять тысяч долларов казались большими деньгами.

Обнорскому сейчас очень не хотелось принимать решения по этой во всех отношениях дурнопахнущей теме. Так что в высшей степени пунктуальное явление Даши стало для него наилучшим выходом из ситуации:

— Андрей Викторович! Вам пора ехать в Смольный.

— Ах ты, черт! — театрально вскинулся Обнорский, театрально посмотрев на часы. — В самом деле, пригораю капитально!.. Всё, Гена, считай, я тебя услышал. Покручу-помозгую и позднее дам тебе знать. А сейчас действительно не могу: опаздываю к мадам.

Трефилов собирался было возмущенно возразить, но его опередила Даша, огорошив жутким сообщением:

— Геннадий Антонович, а вас на вахте какой-то мент дожидается. Из криминальной милиции.

В мозгу Трефилова тут же вспыхнуло апокалиптическое видение стальных наручников, защелкивающихся на его волосатых руках, и ему сделалось дурно. А журналистская подкорка на автопилоте уже выдавала на гора сенсационный заголовок к этой скандальной картинке:

«Путь журналиста-неудачника: от миров криминала до явки с повинной»…

* * *

Еще долго в питерском Главке с содроганием будут вспоминать прощальные посиделки с генерал-майором Ширяевым. Серьги по итогам инспекторской проверки раздавались щедро — ажно ушные хрящи трещали. Ну а главный джекпот предсказуемо сорвали «гоблины». Павлу Андреевичу с Мешком припомнили всё: и убийство «бухгалтера мафии» Айрапетяна, и стрельбу на Фонтанке, и смерть секретарши заместителя главы Курортного района. «Я, конечно, понимаю, что подразделение полковника Жмыха находится в процессе становления, в стадии эксперимента, если угодно, — с жаром вещал с трибуны Ширяев. — Но мы не должны экспериментировать на живых людях! И не просто на людях — на лицах, находящихся под государственной защитой! Не должны. И не будем! Именно вы, — Леонид Сергеевич бесцеремонно ткнул перстом в сторону сидящего в первом ряду, покрытого холодной испариной Жмыха, — именно вы, Павел Андреевич, и ваши подчиненные как никто другой из здесь присутствующих должны соответствовать подзабытому ныне статусу «слуг государевых». Потому что именно в вашем лице свидетели должны видеть своего рода живой щит, выставляемый государством. Щит, о который должен разбивать себе лоб каждый, дерзнувший посягнуть на лиц, подлежащих государственной защите. Вы меня хорошо слышите? Каждый! А пока вместо грозного щита лично я наблюдаю лишь имитацию такового. Имитацию, сумбур и ничем не оправданную самодеятельность! Поэтому я, пожалуй, соглашусь с мнением некоторых ваших коллег, что прижившееся в обиходе жаргонное словечко «гоблины» применительно к вашему, Павел Андреевич, подразделению куда как больше отвечает реалиям дня сегодняшнего. Очень печальным, должен сказать, реалиям. Так что настоятельно советую срочно прекращать эти ваши «луноходы»… Так, кажется?… Спускаться с луны на землю и работать-работать-работать! В противном случае — оргвыводы последуют незамедлительно…» Понятно, что после такой вот нахлобучки ноги сами занесли Мешка и его начальника в близлежащий полуподвальный шалман эконом-класса, что на Кирочной. А учитывая, что сегодня Андрей был без машины — так просто сам Бог велел утопить грусть в вине.

А там, глядишь, и истина сыщется…

* * *

Говорят, что в будние дни человек думает исключительно о будущем и только в отпуске — о настоящем. За всех поручиться не можем, но в случае с отпускницей Северовой дела обстояли именно так. Самое обидное, что по результатам не самых долгих раздумий собственное настоящее представилось Наташе не просто невыносимым — омерзительным. Сей пренеприятный факт сделался столь прозрачно-очевиден, что теперь она искренне недоумевала и даже негодовала: почему такого рода прозрение явилось только теперь? Так поздно?

Вчера, вернувшись из конторы после жутчайшего разноса, учиненного внезапно нагрянувшим генералитетом, Наташа как-то сразу и вдруг поняла, что смертельно устала за месяцы службы в «гоблинах». И сама эта служба ей опостылела, а один из ключевых в этой службе персонажей — так и вовсе осточертел! Самое ужасное, что осточертел, но вместе с тем одновременно оставался любим ею по-прежнему. «Нет, это просто невыносимо! Так не должно, так не может продолжаться! Почему я ежедневно должна прощать и сносить самое натуральное издевательство над собой? Почему позволяю унижать себя? Что и кто мне эти менты-«гоблины»? Сколько можно, как говорит тот же Холин, «мазать спинку повидлом» и прикидываться доброй милицейской феей? Что, на одном только Мешке свет клином сошелся? Да я только мизинчиком поманю, как тут же целая очередь из самцов выстроится. Причем из красивых и богатых самцов».