В тишине мы продолжали есть склизкие противные грибы. Вскоре зашевелился Джеронимо. Он распаковал свой рюкзак, кряхтя, вытащил лампу-шарманку и включил свет. Я сверился с внутренними часами. Без десяти восемь.

— Не понимаю, какой смысл шептаться в углу, если не собираешься делать мне племянников? — проворчал он, роясь в недрах рюкзака. — Это какая-то греховная связь младенца с престарелой гетерой.

Джеронимо извлек тот самый сверток, от которого отказался его учитель. Сняв два слоя оберточной бумаги, разложил на подносе бутерброды с сыром и колбасой, тонущие в кетчупе с майонезом, украшенные веточками синтезированного укропа и синтезированной петрушки.

— Ах, как жаль, что вы уже наелись вкуснейших тушеных грибов! — Сидя, скрестив ноги перед подносом, Джеронимо трагически покачал головой. — Теперь мне, несчастному, придется съесть все в одиночестве. И никто, никто в целом свете не придет на помощь, и я сдохну от ожирения.

— !.. — Хором выкрикнув неприличное слово, мы с Вероникой отставили миски и бросились к подносу.

Хвала всем богам, за завтраком Джеронимо хранил молчание. Лишь съев последний кусок, он произнес:

— Земля тебе пухом, дон Эстебан. Ты был прекрасным учителем.

Я замер, как молнией пораженный воспоминанием об изможденном старике в казематах Альтомирано. Вздрогнула Вероника. Посмотрев на нее, Джеронимо сказал:

— Что? Не только твои друзья могут умирать, представь себе.

Я был уверен, что Вероника сядет рядом с братом, утешит его, но она слова не сказала. И, наверное, знала, что делала, потому что Джеронимо тут же принялся ворчать про толстую каргу, которая до такой степени уродлива телом и духом, что отказалась перебить крошечный отрядик солдат, и по чьей вине мы сейчас делим последние бутерброды в тюремной камере.

Вероника старалась не обращать на него внимания. Отошла к унитазу. Я уж было хотел деликатно отвернуться, но тут зажурчала вода. Оказывается, там, в темном угу, таилась еще и раковина. Сполоснув руки и умывшись, Вероника вернулась к нам.

— Перед обстрелом ты сказал что мы не в Мексике, — посмотрела она на меня.

— Ну да, — отозвался я и поймал на себе насмешливый взгляд Джеронимо. — Это просто… Ну, не знаю… Самовнушение, что ли. Сказка. Легенда. Тебя не смущает, что мы по-русски говорим?

— А у тебя с историей как? — проскрипел Джеронимо. — С тех пор как в Мексику пришли русские…

— У меня-то прекрасно, — перебил я. — И с географией неплохо. Трудно быть точным, но мы живем где-то в Красноярске.

И тут меня пронзила страшная догадка, которую я тут же озвучил:

— А провалились, судя по всему, в Красноярское Метро…

Джеронимо и Вероника переглянулись, внезапно позабыв о разногласиях. Джеронимо схватил лампу-шарманку и поставил ее на поднос, объявив, что настало время потрясающих историй.

— Точно не скажу, — начал я, — но кое-что читать приходилось. В основном — в древних летописях Луркоморья. Красноярское Метро — это одна из величайших тайн, тревоживших умы человечества. Наряду с Бермудским Треугольником, Снежным Человеком и Летающей Тарелкой. Таинственная масонская организация начала строить метро, но там, под землей, они нашли нечто до такой степени страшное, что завалили вход и заморозили проект. Долгое время никто не вспоминал о нем, пока в том районе не начали пропадать люди.

Однажды в метро послали отряд спецназа. Потом — роту. Потом — полк. Поскольку никто из них не вернулся, туда ссыпали грузовик проституток, набранных во время рейда на проспекте Металлургов, и законопатили вход наглухо. На месте входа поставили бетонную плиту и золотой крест. Крест таинственно исчез следующей ночью, и вместо него водрузили деревянный. Тогда проклятие вроде как снялось само по себе, и в городе стало спокойно.

А теперь представьте себе, что могло произойти дальше. Стальная воля солдат спецназа и безоглядная страсть жриц любви, схлестнувшись, породили невероятную цивилизацию, которая питается одними грибами. Они, вероятно, и не заметили исчезновения солнца.

— Хочешь сказать, — вмешалась Вероника, — все это произошло еще засветло?

— Ну разумеется, — кивнул я. — Нам теперь нужно очень тщательно подумать: что и как говорить. Кто знает, как вообще они относятся к жизни вне Метро…

— К тебе вроде неплохо отнеслись, — заметил Джеронимо. — Этот, командир, чуть целоваться не полез. Он и сейчас на тебя влюбленными глазами смотрит.

Я поднял голову и с криком шарахнулся. В коридоре действительно стоял командир и, держась за решетку обеими руками, лил слезы.

— Ты, — пролепетал он, — ты знаешь нашу легенду…

— Я…

Но договорить мне было не суждено. Молниеносно отерев глаза, командир зазвенел ключами.

— Ты пойдешь со мной. Да. Я решил. Категорически.

Решетка отворилась. Подскочили Вероника и Джеронимо, но командир ткнул в их сторону пистолетом.

— Вы двое — сидеть. Мелкий — уйми самку старшего.

— Да я тебе сейчас… — Вероника бросилась на командира, но Джеронимо повис на ней сзади, а я заступил путь.

— Они относятся ко всем женщинам, как к шлюхам, — сказал я. — А к мужчинам — как к солдатам. Здесь нет для тебя оскорбления.

— А я тоже солдат? — пискнул Джеронимо.

— Ты — мелкий, — пояснил командир.

Вероника, слава богу, успокоилась. Фыркнула.

— Вот почему они тебя старшим считают. Ладно. Принято.

Она отступила и демонстративно повернулась спиной. На спине все еще висел Джеронимо, поэтому сцена вышла комичной.

— Идем, — поманил меня пистолетом командир. — Самку и мелкого оставим здесь, ты скоро вернешься.

Я вышел из камеры, командир запер решетку. Перед уходом я успел встретить ободряющий взгляд Вероники, и на душе чуть-чуть потеплело. А потом началось дежавю.

Так же, как ранее Джеронимо, командир тащил меня коридорами, переходами, просторными залами. Несколько раз мы, кажется, переходили по рельсам со станции на станцию. То и дело звучал окрик: «Стой, кто идет?» Тогда командир кричал: «Пароль: Столбы!» и в ответ слышалось: «Отзыв: Часовня!»

— Куда мы идем? — не выдержал я, когда по длинной лестнице мы взобрались, кажется, под самую поверхность земли.

— Все бабы — шлюхи, — отозвался мой провожатый.

— Аминь, но…

— Даже те, что умницы — все равно в душе шлюхи, я уверен. Не уверен только, что в каждом умнике спит солдат.

Тут до меня потихоньку начало доходить. Видимо, те несколько человек, что пропали первыми, не захотели скрещиваться с солдатами и проститутками, и в результате Метро поделили, фактически, две расы, одну из которых представители другой презрительно именовали «умниками» и «умницами».

— Вас будут судить, но единственное обвинение — убийство и осквернение умника. Кстати, дай пять.