мы можем всё понять. Да вы и сами сейчас всё поймёте. Просто нужно принять ответ на вопрос: к какому триумфатору, больше всего подходит поведение нашего Ди?

Бонвир встал и ушёл, он уже всё понял, для него нити судьбы стали отчётливо видны. Осталось, чтобы Олейна и я, сами додумались до правильного ответа. Видимо нельзя было подсказывать, нужно было дать время принять эту информацию, ведь там, где приходит принятие, приходит и вера. По крайней мере, я думал, что Бонвир считал именно так и уже знал, что нужно делать.

Как я узнал позже, выйдя на улицу, Бонвир зашёл за дом и подошёл к маленькой голубятне. Она была рассчитана на пять голубей, а ему не нужно было больше, ведь это было максимальное количество писем, которое он мог отправить за раз. Одно в совет по особо важным делам, два сыновьям и одно дочери, пятый голубь был для Олейны. Он покормил их, пообщался и подошёл к маленькому столику. Сев на пенёк, он положил бумагу на стол и взяв карандаш, начал писать. Бонвир знал, что кто-то в этом мире, сегодня ночью или даже вчера видел нечто подобное во сне, но размытое, смазанное и с отрывками. Всё потому, что на затылке Бонвира была татуировка, которая защищала его от подобных ясновидцев. Она была не большая, в виде прикрытого глаза, внутри круга из сплетённых нитей. Он знал, что можно было и носить амулет, один из который он дал Ди, но так было надёжнее. К тому же он защищал его не только от того, чтобы никто не проник в его сны, но и ещё от его же памяти, из-за которой он мог забыть его надеть. Дед не стал расписывать всё подробно, наоборот он писал письма, вообще на отвлеченные темы, но лишь потому, что знал. Он прекрасно знал, что люди, которым он пишет, прекрасно знают, что он параноик и что именно поэтому они ушли. Поэтому им не нужно было ничего объяснять, он обязался не тревожить их по пустякам, не предупреждать об мелкой опасности и перестать контролировать их судьбы, взамен они ему доверились. В последний раз он видел сыновей два года назад, когда он увидел жаждущих жатвы во сне. Они пришли ему на помощь и даже остались погостить пару дней с его внуками. Дочь же он видел три года назад, она сама к нему явилась. Он знал зачем, но Олейна ему все мозги промыла, чтобы бы он показался дочери искренне удивлённым, радостным и гордым отцом, если конечно он хотел оказаться на её свадьбе. Бонвир вспоминал эти моменты с лёгкой улыбкой, одинокой слезой на щеке и с благодарностью внутри к Олейне.

Дописав письма, он отправил трёх голубей и остался посмотреть на оставшихся двух. Он хотел отправить ещё одно письмо, но его что-то его останавливало. Может быть с его стороны, это была правильная идея, но скорее всего Олейна не одобрила бы это решение. Он закрыл голубятню и пошёл обратно в дом, но не сделав пара шагов, он вернулся, написал то, что считал нужным и отправил ещё одного голубя с мыслями: «Надеюсь ты об этом не узнаешь подруга, а если узнаешь, то постараешься понять».

Он вернулся в дом, где двое оживленно спорили. Подходя к кухне, он услышал стук ножа об доску и понял, что Олейна при этом ещё и готовит обед. Не заходя внутрь, он хотел послушать их ход мыслей.

– Хорошо, бабуль в очередной раз, ты не согласна с моим доводом и предлагаешь, что-то вообще не связанное, но я был бы не я, не имея козыря в рукаве.

Бонвир усмехнулся моей напористости и зашёл со словами, – А мне можно их услышать?

Я, улыбнулся, так ядовито, чтобы дед подумал: «Он знал, что я возвращаюсь и припас его не только для неё», – Нужно, Бонвир, ведь вы уже нашли свою веру.

– Ой наглец, всё то он быстро схватывает, что ж, тогда я тоже внимательно слушаю, – Он сел на книги и низким поклоном поблагодарил Олейну, указав на её готовку.

– Бонвир, вы ведь догадались, что моя основная судьба, это «Шут», не так ли? Другого объяснения, почему я веду себя так, не придумаешь. Бабуль ты сама читала, в книге было написано: «...получает способность, не унывать и во всём найти хорошее».

– Там ни так было написано! – вновь отвергла она его довод, громко рявкнув.

– Бабуль, мой сон.

Она громко стукнула ножом и стала молча смотреть перед собой.

Я старался с заботой отнестись к её переживаниям, – Баб Оль, мой сон, моё наслаждение и моё поведение, говорит само за себя. Я понимаю твои чувства, ты боишься не за «Шута», а за обратного «Демона» и что из-за него меня начнут преследовать, не так-ли? Ты поняла это раньше Бонвира, но не можешь принять, как факт, который случится? Расскажешь почему?

Бонвир взглянул на меня и медленно покачал головой. По его реакции можно было предположить, что я открыл ящик Пандоры.

Олейна продолжала стоять молча, она крепко сжимала кулаки и начала плакать, но не могла этого произнести. Бонвир отдал мне трубку, встал, аккуратно подошёл к ней и прильнул к её спине, нежно приобняв и с заботой, тихом голосом произнёс, – Это правда из-за него, да? Ты думаешь, из-за него теперь к Ди, отнесутся ещё хуже? Думаешь Ди потеряется в этом мире, так же как он?

Этих вопрос хватило, чтобы бабулю довести до истерики. Она кричала, била ножом по доске, откинула его в сторону. Она начала бить старика по плечам, в грудь, всё это время приговаривая: «Да! Да! Да!».

Меня охватила грусть за бабулю, но