class="p1">Анна вошла в старый дом. Рассохшиеся полы поскрипывали под ногами, солнце, пробиваясь сквозь цветные стекла, окрашивало стены в красный, зеленый, оранжевый цвета.

Дядя Паша наполнил водой современный электрический чайник и извиняющимся голосом проговорил:

– Я вообще-то такие чайники не люблю, из них чай ненастоящий получается, да вот Васька приезжал, привез мне этот, так я и пользуюсь… а то те, старые, забываю на плитке, они и сгорают. Пять чайников сжег! Тебе-то Васька не пишет?

– Нет, давно не писал… Дядя Паша, я тут похожу немножко, пока вы чай греете, детство вспомню! – проговорила Анна, открывая дверь в темный коридор.

– Ну, походи, походи… – вздохнул дядя Паша.

Анна прошла по коридору, поднялась по узенькой скрипучей лесенке на второй этаж и оказалась в большой вытянутой комнате. Когда-то в этой комнате был читальный зал, здесь готовились к экзаменам окрестные студенты, интеллигентные старушки взахлеб читали номера толстых журналов с популярными романами. Раньше этот зал был очень светлым, но теперь в трех окнах из четырех стекла были разбиты и заменены фанерой, поэтому в помещении было полутемно. Анна прошла через читальный зал и оказалась в маленькой подсобной комнатке, где стояла большая изразцовая печь. В прежние времена эту печь топил дядя Паша, и тепло от нее расходилось по соседним помещениям.

Анна инстинктивно оглянулась, как будто хотела проверить, не подглядывает ли кто-то за ней, и только после этого опустилась на колени сбоку от печи. Она разглядывала бело-голубые изразцы и вспоминала, как они нравились ей тогда, в детстве.

Ветряные мельницы чередовались с уютными голландскими домиками, конькобежцами, скользящими по глади замерзших каналов, и парусными корабликами, под всеми парусами несущимися по бурному морю. Тогда она так же, как сейчас, разглядывала эти изразцы, а потом погладила плитку с парусником – очень уж ей понравился этот кораблик…

Тогда-то это и произошло.

Анна постаралась вспомнить, которая плитка оказалась с секретом.

Кораблики в строгом порядке чередовались с мельницами, домиками и конькобежцами. Кажется, это было справа, вот на этой высоте, то есть в четвертом снизу ряду…

Она нашла нужный изразец, нажала на него, затаив дыхание, – но ничего не произошло. Неужели за прошедшие годы тайник в печи перестал открываться?

Анна отстранилась от печи, нахмурилась, припоминая.

Ну да, догадалась она, ведь тогда я была меньше ростом, значит, все предметы казались ей выше и больше, чем сейчас! Может быть, плитка с секретом находится ниже, не в четвертом ряду снизу, а в третьем?

Она нашла подходящую плитку в нижнем ряду, нажала на нее – и на этот раз часть печи со скрипом отодвинулась в сторону.

Так же произошло и тогда, в детстве.

Они с Васей как зачарованные смотрели на открывшийся перед ними тайник и представляли, что найдут в нем ключ ко всем тайнам мира. Или хотя бы спрятанное сто лет назад сокровище. Но вместо всех сокровищ они обнаружили в тайнике пожелтевшую от времени записку, которую оставил там много лет назад живший в этом доме мальчик.

«Добрый дедушка Мороз! – писал этот мальчик, старательно выводя буквы. – Подари мне на Новый год велосипед и сделай так, чтобы папочка скорее вернулся домой».

Анна запустила руку в тайник и достала оттуда жестяную чайную коробку. Внутри ее что-то гремело – это были те самые Васины оловянные солдатики. Они так и пролежали здесь все эти годы.

Впрочем, она приехала сюда не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.

Анна достала из пакета коробку с серебряным собором. Хоть и с трудом, злополучная посылка поместилась в тайник, и стенка встала на место.

И тут Анна почувствовала затылком чей-то взгляд.

– Дядя Паша? – проговорила она испуганно и медленно обернулась.

У нее за спиной, на полу, полулежала огромная овчарка, положив морду на лапы, и с интересом следила за ее действиями.

– Ах, это ты, Нюра! – с облегчением проговорила Анна. – Ну, ты меня напугала! Как ты тихо вошла – я ничего не услышала!

Нюра внимательно слушала ее.

– Вообще-то подглядывать нехорошо, – продолжила Анна. – Хотя… мы же с тобой друзья, правда? Давай договоримся – это будет нашим с тобой маленьким секретом.

Собака зевнула, показав грозные клыки, встала и пошла прочь, затем обернулась и взглянула на Анну, как будто приглашая следовать за собой.

– Ну да, пошли чай пить, дядя Паша небось уже все приготовил…

Через час, уезжая из Озерков, Анна думала, что нашла для серебряного собора очень надежное место. Мало того что его очень трудно найти, так еще и дядя Паша, и особенно Нюра ни за что не пропустят в старый дом чужого человека…

Через несколько лет после казни последнего Великого магистра на околице маленькой бретонской деревушки появился всадник на гнедом коне. Всадник этот был до самых глаз закутан в черный плащ, и сам он, и его конь были утомлены долгой дорогой.

Подъехав к таверне, над дверью которой красовалась вывеска с тремя несколько кривобокими коронами, всадник спешился, отдал поводья горбатому крестьянину и вошел в таверну.

Хозяин таверны, медлительный толстяк с обширной лысиной, двинулся навстречу посетителю и, угодливо кланяясь, проговорил:

– Прошу пожаловать, добрый господин! Вижу, вы устали и проголодались, так что толстяк Гийом о вас позаботится. Я только вчера зарезал отличную свинью и могу угостить вас отменной вырезкой и пирогом с требухой. И добрый сидр у меня тоже найдется. Ну, и блины, само собой, – мы же в Бретани, добрый господин, а в Бретани ни одна трапеза не обойдется без блинов!

– Мне не до блинов! – резко ответил кабатчику господин в черном. – Меня должны здесь ждать друзья.

– Друзья, добрый господин? – Глаза кабатчика забегали. – Вы видите, у меня совсем пусто, ни одного гостя, так что не знаю, о каких друзьях вы изволите говорить.

– Не болтай ерунды, толстяк! – Гость сурово сдвинул брови. – Вначале было слово, затем – дело, а после – воздаяние!

– Давно бы так, добрый господин! – Лицо кабатчика расплылось в улыбке. – По дорогам ходит много разного люда, никогда нельзя быть уверенным, что видишь перед собой друга. Вас и вправду ждут, господа уже собрались!

С этими словами кабатчик развернулся и все так же неспешно поплелся в глубину своего заведения. Зайдя за стойку, он отодвинул в сторону пивной бочонок. В полу под этим бочонком оказался люк. Кабатчик с неожиданной для своей комплекции ловкостью нагнулся, откинул тяжелую крышку люка и повернулся к своему гостю:

– Пожалуйте в подпол, добрый господин!

– Что я – церковная мышь, чтобы ютиться в погребе? – недовольно проворчал гость.

– Лучше быть живой мышью,