Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале 1903 г. министр финансов обнаружил, что его авторитет в вопросах, касающихся Восточной Азии, тоже падает. В феврале он пожаловался генералу Куропаткину, что Николай даже не соизволил ответить на отчет, который он написал о своей поездке на Восток полгода назад. Ближе к концу июля 1903 г. царь назначил адмирала Евгения Алексеева наместником на Дальнем Востоке. Этот шаг делал Алексеева главным лицом империи на Тихом океане, что в глазах всех выглядело как пощечина Витте, который до сих пор играл доминирующую роль в делах империи в этом регионе.
Вскоре после этого, 15 августа 1903 г., министр финансов явился к императору в Царское Село с еженедельным отчетом. Когда аудиенция подошла к концу, Николай запнулся и явно смутился. Вдруг он произнес: «Сергей Юльевич, я вас прошу принять пост председателя Комитета министров, а на пост министра финансов я хочу назначить [Эдуарда Дмитриевича] Плеске». Формально это было повышением, но очевидно, что Витте просто вышвырнули.
Тем не менее карьера Сергея Юльевича на этом не закончилась. В августе 1905 г. император направил его в Портсмут во главе российской делегации для ведения переговоров об окончании плачевной для России войны с Японией. Дипломатические способности Витте позволили империи выкарабкаться из этой военной неудачи на удивительно благоприятных условиях, за что он получил благодарность Николая, который пожаловал ему титул графа. Три месяца спустя, когда империя была парализована всеобщей революционной забастовкой, Сергей Юльевич убедил царя, что только серьезные политические уступки могут спасти династию. Составленный во многом под влиянием Витте Манифест 17 октября 1905 г. благополучно превратил Россию в конституционную монархию, установив выборную законодательную власть и гарантировав гражданские свободы. Бывший министр финансов был тогда назначен на гораздо более важную должность председателя Совета министров.
Карьера Витте на посту главного министра Николая была короткой и бурной. Через полгода, снова потеряв доверие царя и настроив против себя общественное мнение, он подал в отставку. На этот раз его уход был окончательным. Сергей Юльевич прожил еще девять лет, занимаясь бесполезной полемикой и тщетно пытаясь восстановить свое утраченное положение. Он умер 28 февраля 1915 г.
* * *
Для русского чиновника начала XX в. Сергей Витте обладал поразительно прогрессивным взглядом на мир. Согласно его концепции pénétration pacifique, будущая судьба наций в конечном итоге определялась не военной силой, а индустриальным могуществом. Только государства, имеющие самые современные фабрики, наилучшие торговые сети и самые здоровые финансы, могли надеяться выстоять в этой жестокой борьбе за выживание. И нигде это не было столь верно, как в Азии, где решалась судьба Российской империи. Поэтому царь был обязан построить современную экономику. Иначе России самой придется подчиниться воле других держав. Витте изложил свои идеи о реформе, экономической мощи и имперской власти в служебной записке Николаю в начале 1900-х гг.:
[Россия] нуждается в том, чтобы национальное политическое и культурное здание имело под собой надлежащую экономическую почву… Международное соперничество не ждет. Если ныне же не будет принято энергичных и решительных мер к тому, чтобы в течение ближайших десятилетий наша промышленность оказалась в состоянии своими продуктами покрывать потребности России и Азиатских стран, которые находятся или должны находиться под нашим влиянием, то быстро растущая иноземная промышленность сумеет прорваться через наши таможенные преграды и водвориться как в нашем отечестве, так и в сказанных Азиатских странах.
Скрытый смысл pénétration pacifique для устремления России на Восток был очевиден. Витте никогда не сомневался, что династия Романовых будет когда-нибудь править Китаем. Он писал царю, что прокладка железной дороги через Маньчжурию была «далеко не последним шагом в поступательном движении России к Тихому океану»: «В силу исторической необходимости мы должны были пойти дальше…» Но империя должна была сделать это мирным путем и экономическими средствами. Срединное царство должны были завоевывать не войска, а железные дороги, банки и торговые дома. Кроме того, как он напоминал царю, «для общего положения дел внутри России существенно важно избегать всего, могущего вызвать внешние осложнения».
Представление о том, что экспансию за рубеж направляли экономические силы, едва ли было необычным. Ряд немецких социалистов, включая Фридриха Энгельса и Августа Бебеля, уже писали о связях между капитализмом и колониализмом. В 1894 г. Энгельс даже предсказывал, что капиталистическому производству осталось завоевать только одну страну — Китай. Шестью годами позже Пятый Международный социалистический конгресс провозгласил, что «развитие капитализма неизбежно ведет к колониальной экспансии». В 1902 г. Джон Хобсон, британский либеральный журналист, сделал популярным термин «империализм» в своем трактате о добавочных инвестициях с целью получения более высоких прибылей в слаборазвитых странах за рубежом.
Среди государственных деятелей царской России Витте был фактически единственным, кто рассматривал дипломатию с точки зрения экономики. Его коллеги в Петербурге по-прежнему считали, что международное могущество зависит от армии и флота. Хотя большинство министров Николая и не были настроены слишком воинственно, мало кто из них возразил бы против идеи Клаузевица о том, что «война есть продолжение политики другими средствами». Даже русские предприниматели не могли разделить заинтересованность министра финансов в развитии Дальнего Востока. В отличие от западноевропейских стран того времени, где торговля и промышленность часто поддерживали расширение империи, среди русских деловых людей лишь немногие энтузиасты выступали за иностранные проекты Витте.
И все же идеология pénétration pacifique являлась одной из доминирующих в продвижении царской России к Тихоокеанскому побережью в первые годы правления Николая. В отличие от Пржевальского и Ухтомского, Витте был влиятелен не потому, что представлял идеи, созвучные глубинным интеллектуальным течениям в тогдашней России. Но он умел настоять на своем благодаря редкой силе воли. С момента заключения альянса с Пекином в 1896 г. и до начала 1900-х Витте играл ведущую роль в политике Петербурга в Восточной Азии, потому что пользовался доверием царя. После того как он впал в немилость в 1903 г., никто из официальных лиц больше не разделял его убеждений. Ирония судьбы: идею о том, что экономика определяет внешнюю политику, воскресил один из самых непримиримых врагов самодержавия — Владимир Ленин, который в 1916 г. опубликовал брошюру «Империализм как высшая стадия капитализма».
Во время бурных дебатов после поражения России в войне с Японией в 1905 г. Витте справедливо подчеркивал, что он всегда был против вступления в войну. И в самом деле, во время пребывания на посту министра он сделал все возможное, чтобы избежать каких-либо сражений на Востоке. Витте прекрасно понимал, что вооруженный конфликт станет катастрофой для его отечества. Он писал в 1901 г. в письме министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу:
… вооруженная борьба с Японией в ближайшие годы была бы для нас большим бедствием. Я не сомневаюсь, что из этой борьбы Россия вышла бы победительницей, но победа досталась бы ценой больших жертв и тяжело отразилась на экономическом положении страны. Кроме того, и это главное, в глазах русского общества война с Японией… вызовет лишь отрицательное к себе отношение…