само слово «любовь» для средневекового русского человека имело несколько иное значение. Чаще всего подразумевались под этим согласие, привязанность. Однако в привычном нам понимании употреблялись совсем другие слова – все производные от «нежности» и «ласки». Даже «поцелуй» для наших предков в XII веке – это скорее ритуальный жест. А вот «лобзанье» – совсем другое дело!

«Добрая жена по очем целует и по устам любовнаго своего мужа», – рассказывает нам текст XVII столетия. А вот в «Повести о семи мудрецах» того же времени можно увидеть и совсем яркие проявления чувственности:

«Ты – очию мое возгорение, ляг со мною и буди, наслаждайся моей красоты».

И, опять-таки, это уже XVII столетие. Русское Средневековье в большинстве своем оставалось предельно целомудренным. По крайней мере, в сохранившихся до нас текстах.

Можно добавить и такой интересный аспект, как разное восприятие поступков женщины и мужчины. Жена представлялась более слабым существом не только в физическом плане, но и в способности устоять против соблазнов. Отсюда совершенно различное отношение к измене: даже подозрения было достаточно, чтобы супруг потребовал развода. При этом в Уставе Ярослава мужской проступок автоматического расторжения брака повлечь не мог. Женщина и мужчина не рассматривались как люди одинакового применения права. Впрочем, схожие правила существовали и в других странах Европы. Во Франции женщин исключили из прав наследования: дочери не могли получить корону, не могли и передавать ее своим потомкам. Отсюда, к слову, корень Столетней войны между Францией и Англией: после смерти всех сыновей государя Филиппа IV Красивого о своих правах на французский трон заявил внук короля, английский правитель Эдуард III. Он обосновывал свое право тем, что происходил от родной дочери Филиппа, от Изабеллы Волчицы. Однако притязания Эдуарда остались неудовлетворенными. «Негоже лилиям прясть», – решили советники нового короля. Франция получила государя из младшей ветви Капетингов, а правитель Англии пошел войной на родственника.

На Руси столь однозначного взгляда на наследование не было (вспомним княжну ярославскую, которая передала престол своему мужу), но среди прочих наследников предпочтение всегда отдавалось мужчине. И в этом тоже ключ к пониманию происходящих на Руси событий. Средневековье в нашем государстве – это мужское время. Оттого так мало осталось женских имен в истории этого периода, так мало сообщений о деяниях княгинь и княжеских жен (о простых людях даже не будем говорить).

Право мужчины – как главного в роду – было неоспоримым. Однако и там существовали свои подводные камни: русское государство еще не разобралось с правилами престолонаследия. По сути, применялось право сильного – мы это увидели на примере тверских и московских князей. Или право старшего в роду. От отца к сыну власть будет передаваться только много столетий спустя. А вот в Средние века действовал иной принцип, еще называемый лествичным. Впрочем, судить о его справедливости довольно сложно – чаще всего власть передавалась от взрослого человека к взрослому. А вот младенцев и подростков из системы до поры до времени исключали. Вполне гуманный подход! В европейских правящих домах нередко разгорались войны, и гибли сотни людей из-за того, что власть формально принадлежала младенцам.

И все же, несмотря на тяжелое наследие ига, на вынужденную обращенность «внутри себя», были и в тот тяжелый период истории «княжон на продажу». Одна из них уехала в Византию, чтобы стать императрицей.

Глава 14. Младшая императрица

Приданое девушки она рассматривала с интересом: щедрые дары! Византийская императрица Елена Драгаш сама прибыла из Вельбуждского деспотата, и, когда ее отдавали в жены императору Мануилу II, такое количество повозок и людей ее не сопровождало.

Анна Васильевна, дочь московского князя Василия I и литовской княжны Софьи, приехала в Константинополь в 1414 году. А ведь прежде о таком браке нельзя было и подумать! В конце XIV века московский князь презирал Мануила за трусость. С 1391 года византийский базилевс, представитель древней династии Палеолог, признал над собой власть какого-то турецкого правителя Баязида… Да, Баязид продемонстрировал силу. Но склонять перед ним голову – такое Василий считал недостойным.

Говоря по правде, Василий был не совсем справедлив. Мануила многие называют трагической фигурой – ему достались в наследство лишь обломки прежней империи. Юность его прошла на фоне тяжелейших событий для Византии, однажды ему даже пришлось выкупать отца из долговой тюрьмы в Венеции. А затем он попал в качестве заложника к турецкому султану и, чтобы сохранить свою жизнь, был вынужден присягнуть на верность османам. Чтобы показать всем, как незначительны нынче византийские императоры, турки заставили Мануила отправиться с ними в поход против Филадельфии. Император остро понимал необходимость поиска союзников. Он обращался к западным королевствам и к Риму, он пытался проводить реформу монастырей… Увы, многие начинания Мануила не принесли желаемых результатов.

А московский князь Василий в то же самое время отказался платить дань Орде. Захватчики, которые полтора столетия приказывали русским князьям, заметно ослабли. И Василий воспользовался моментом. По сравнению с Мануилом он проявил невероятную силу воли и твердость характера. Узнав, что император служит турку, Василий направил с гонцами полное гнева устное послание в столицу Византии и отдал приказ не упоминать имени Мануила в литургиях. Константинопольский патриарх попробовал заступиться за владыку империи, пусть и номинального в тот момент:

«Однако о священном моем автократоре и императоре я слышу некие речи, произносимые твоей милостью… и я огорчаюсь, что ты препятствуешь митрополиту, как говорят, чтобы он поминал божественное имя императора в диптихах (негодное дело из когда-либо свершенных».

Все это происходило в 1392–1394 годах, когда Анна только-только родилась (датой ее появления на свет называют 1393-й), и в ту пору никто не мог предположить, что через нее Византия и Москва наладят отношения, которые когда-то так тесно связывали два государства.

В XIV веке на византийском троне не было ни одной русской княжны. Императоры заключали браки с представительницами генуэзской знати (Ирина Гаттилузио была женой Иоанна VIII), со знатными девушками из собственной страны (как Ирина Кантакузена, супруга Иоанна V), с болгарскими, венгерскими и савойскими принцессами. Побывала на троне в Константинополе и дочь герцога Брауншвейгского, и киликийская принцесса Рита… Крепкие узы, связывавшие две державы, казалось, канули в Лету.

Византия переживала не самые лучшие времена. XIV столетие стало настоящим испытанием, временем постоянных неудач. Провинции Византии опустошались набегами наемников из Каталонии, Сербское королевство обрело силу, с которой тоже приходилось считаться. Гражданские войны сотрясали империю изнутри. Например, император Иоанн V Палеолог трижды терял свой трон.

Добавим к этому эпидемию чумы,