— Например, твоей любви к шахматам, — ехидно заметила Каро.

— Это потрясающая игра, и Чарльз играет гораздо лучше, чем я, — невозмутимо проговорила Фанни.

Каролина посмотрела на нее с ужасом:

— Не говори в таком тоне! Это звучит так… холодно, почти что жестоко! Бедная Сильвия… ведь она может прожить еще годы!

— Едва ли, Каро, и, думаю, никто не стал бы желать ей этого. Силы покидают ее, и она по-прежнему не приходит в себя. Она дышит — и это все.

— Как это невыносимо грустно…

— Хуже всего было, когда она поняла, что надежды на выздоровление нет… А сейчас… Сейчас скорее можно пожалеть ее сыновей, которые выглядят совершенно осиротевшими. И Чарльз остался совсем один.

— Если не считать тебя.

— Да, если не считать меня. Послушай, Каро, тебе не о чем волноваться. Мне уже двадцать три года, и я вполне могу позаботиться о себе сама. Мы с Чарльзом — добрые друзья, и в наших отношениях нет ничего такого, что могло бы запятнать мою репутацию.

Каролина, немного помолчав, спросила:

— Он знает о тебе… ну, о тете Джорджи?

— Да. Кроме тебя и Уильяма, он единственный человек, кому я об этом рассказала.

— Если ты сказала ему, значит, ты решила, что он имеет право знать… Он так важен для тебя?

— Возможно, — невозмутимо ответила Фанни.

— О, моя дорогая! Только чувства могут служить оправданием для связи подобного рода, но ведь ты вовсе не влюблена в Чарльза Эша!

— Между нами нет ничего предосудительного.

— Но ведь Сильвия еще жива, а ты уже строишь планы, чтобы выйти за него замуж! Когда я думаю об этом, я просто прихожу в ужас!

— В таком случае перестань об этом думать, — пожав плечами, ответила Фанни и отвернулась.

— Уильям был прав, — простонала Каролина. — Когда я сказала ему, что должна постараться переубедить тебя, он ответил, что мне лучше не вмешиваться не в свое дело. Он сказал, что ваши с Чарльзом отношения касаются только вас двоих и не имеют ко мне никакого отношения.

— Уильям думает, что мы с Чарльзом стали любовниками? — не поворачиваясь, тихо спросила Фанни.

— Похоже, да. Он считает это вполне естественным и, должна тебе сказать, даже рад за Чарльза.

— В таком случае скажи ему, что это неправда, — резко ответила Фанни.

Впервые за много лет она была готова расплакаться. Неужели Уильяму нет до нее никакого дела? Неужели он решил, что она станет довольствоваться подобными отношениями? Все эти годы она ради его счастья с Каролиной пренебрегала своими собственными желаниями и откладывала свои планы… Когда-то он говорил ей о вечной дружбе, но что осталось от нее теперь? Безразличие?

— Уильям смотрит на все это совсем не так, как я, — сказала Каролина. — Ах, Фанни… Иногда я бываю так несчастна…

Фанни повернулась и отрывисто спросила:

— Ты поссорилась с Уильямом?

— Нет… Не то чтобы поссорилась… Ты знаешь, мы часто спорим о вере и идеализме — ну, как обычно… Однажды я имела неосторожность сказать, что искренне верю в то, что у него никогда не было ни одной женщины, кроме меня. Он рассмеялся, обозвал меня глупой гусыней и сказал, что это конечно же не так. «Неужели ты и вправду думаешь, что я, здоровый, молодой мужчина, несколько лет до нашей свадьбы довольствовался лишь платонической любовью к тебе, Каро?» — вот что он мне сказал! Он и в самом деле был удивлен, Фанни…

— Весьма глупо и грубо с его стороны. Я бы сказала, мужчины вообще весьма неотесанные создания. С другой стороны, не все ли тебе равно, что было раньше, ведь сейчас он принадлежит тебе, только тебе одной!

— Теперь я в этом сомневаюсь. Он может найти себе любовницу, особенно если… если у меня снова случится выкидыш… как прошлой зимой…

— Это случается со многими женщинами, а потом у них рождается еще целая куча прекрасных детишек, — мягко сказала Фанни.

— Но Колючка нашептала Уильяму, что я, скорее всего, специально устроила себе этот выкидыш, и с тех пор он заметно переменился ко мне. Внешне он все так же добр и внимателен, но я чувствую, что его любовь угасает. Он постоянно спорит со мной и говорит, что мне уже давно пора смотреть на жизнь более реалистично. Но, Фанни, реальность порой причиняет нам такую боль…

— Я знаю, дорогая, — тихо ответила Фанни.

Для нее было очевидным, что решающая роль в размолвке между Каролиной и Уильямом принадлежала леди Мельбурн. Она никогда не симпатизировала невестке и всегда была только рада подлить масла в огонь назревающей ссоры.

— Каро, милая, постарайся понять, — сказала Фанни, — Уильям очень любит тебя, и я не верю, что он мог к тебе перемениться. Просто со временем мужьям свойственно становиться чуть менее романтичными.

— Я думала, он будет во всем помогать мне, во всем меня поддерживать. Поначалу, когда мы только поженились, так оно и было. Он носил меня на руках, он был чудесным любовником и всегда заботился обо мне и защищал меня. А теперь… теперь он всего лишь пожимает плечами и говорит, что я сама должна научиться принимать решения. Он больше не хочет утруждать себя моими проблемами.

Фанни не нашлась что возразить.

— Уильям говорит, что люди редко бывают по-настоящему верны своим принципам, — продолжала Каро. — Он считает, что чаще всего они просто переворачивают все с ног на голову, обыгрывают ситуацию так, как им выгодно, и что вся наша жизнь — это не что иное, как потакание своим прихотям. Я всегда восхищалась верностью Чарльза бедняжке Сильвии, но Уильям сказал мне, что все дело в его слабохарактерности, которая мешает ему поступать иначе.

— Это неправда, — сказала Фанни. — Чарльз просто очень хороший, добрый человек. Что может Уильям знать о тех соблазнах, которые ему пришлось преодолеть? Он мог бы напиваться каждый вечер до бесчувствия, чтобы забыть о своих проблемах, но он всегда помнил о своих детях и не хотел становиться для них дурным примером! И он не забывал о своей земле и о тех, кто на ней живет, — он знал, что ему нельзя пить, иначе пострадают другие!

— Уильям наверняка сказал бы тебе, что Чарльз заботился только о своем кошельке — ведь он имеет доход со своего поместья, и ему выгодно поддерживать свои земли в должном порядке.

— Если очень захотеть, то в любом благом начинании можно легко отыскать эгоистичную заинтересованность, вопрос в том, стоит ли это делать? Если оторвать бабочке крылышки, то из прекрасного создания она превратится в отвратительную букашку…

— Мало того, что Уильям считает мотивы любого из наших поступков эгоистичными, он еще твердо убежден, что этого вовсе не стоит стесняться. Он говорит, что я всегда стремлюсь стать центром всеобщего внимания, и считает, что я должна отбросить в сторону все иллюзии и признаться самой себе в своих истинных желаниях, признаться, что я ничуть не лучше, чем есть на самом деле… И что, когда я дарю кому-то подарок, или посещаю больного, или даю служанке лишний выходной, я не должна воображать себя доброй и щедрой, а видеть в своих поступках только желание понравиться и вызвать всеобщее восхищение…