в центральный субъект бурного общественно-политического процесса в российском государстве. При этом основную причину конфронтации бывший спикер видит исключительно в фигуре самого Ельцина. «Конфронтация, – пишет Р. Хасбулатов, – не была никак связана с Парламентом и его лидерами – она однозначно навязывалась Ельциным», который «приказал армии стереть с лица земли прекрасный дворец вместе с демократическим Парламентом»[51]. Естественно, что такой подход не отвечает реальному положению вещей.

По нашему мнению, необходимо говорить об особенностях эволюции, а точнее – трансформации общественно-политических институтов в СССР, а затем и России, и ее влиянии на перманентный (непрерывный) процесс развития системы реального народовластия в нашей стране. Это обстоятельство тем более важно, что Российская Федерация, в том виде, в каком она существовала на момент провозглашения своего суверенитета (июнь 1990 г.), а затем и ликвидации СССР (декабрь 1991 г.), и в области государственных, и в области национальных отношений продолжала сохранять основные зримые черты государства советского типа.

Не секрет, что при всех исторических натяжках, дата 12 июня 1990 г. никак не может считаться днем создания «новой России», а уж тем более рождения «российской государственности». Исторически, Российская Федерация (термин «Российская Федерация», прежде использовавшийся как сокращенное наименование Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, был закреплен за РСФСР в качестве официального названия государства президентским указом в апреле 1992 г.) в том виде, в каком она существует по сей день, была учреждена сразу после Октябрьской социалистической революции 1917 г. в соответствии с ленинскими «Декларацией народов России», а также «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа» (1918 г.). Последняя учреждала РСФСР как республику Советов, вся полнота власти которым принадлежит в центре и на местах. Основой национально-государственного устройства провозглашалась социалистическая федерация «свободного союза свободных наций». Советское государство, как государство нового типа, по мысли его основателя В. И. Ленина, должно было стать «по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии)»[52]. Пролетарская диктатура в форме Советской республики была призвана обеспечить скорейшее «водворение бесклассового социалистического общества» вплоть до отмирания государства как такового.

Вместе с тем, в отличие от стран Восточной Европы, где провозглашение режимов «народной демократии» государственной формой диктатуры пролетариата (по аналогии с СССР) зачастую носило преждевременный, декларативный характер, что, фактически, обеспечило молниеносный успех т. н. «бархатный революций» конца 80-х гг. XX века, система общественных отношений в СССР имела глубокие исторические корни. Государственные и общественные институты советского типа, при всей своей новизне, являлись закономерным развитием лучших традиций общинной, вечевой демократии, вызревавшей на протяжении тысячелетней истории России «снизу». Они вполне соответствовали коллективистскому характеру народов России. На этот существенный факт указывали в свое время даже открытые политические оппоненты большевизма. Бывший член Временного правительства России В. Н. Львов, объясняя происхождение новой власти в России, прямо говорил: «Совет есть осколок общинного управления и поэтому понятен народу…», «Советская власть есть национальная революционная власть, созданная самим русским народом». «Днем гибели России, – предупреждал Львов, – будет крушение Советской власти, так как никакая власть не в состоянии заменить ее. Россия будет ввержена в анархию»[53].

Смеем утверждать, что демократия советского типа со всеми ее государственными институтами (и зачастую даже партийными), в большей степени отражала вековые чаяния народов России, а затем и СССР, нежели парламентарные институты государственной власти западного образца. Если придерживаться терминологии сторонников концепции «легитимации власти»[54], то можно говорить о том, что слепень легитимности государственной системы власти в СССР была достаточно высокой. Это, кстати, распространяется также и на Коммунистическую партии Советского Союза, являвшуюся в соответствии с Конституцией 1977 г. «руководящей и направляющей силой советского общества»[55]. В подтверждении этого, можно привести интересный факт, к которому обращается политолог С. Кара-Муза. Одной из причин слабости оппозиции Горбачеву в Верховном Совете СССР, автор книги «Советская цивилизация» видит психологической неготовности депутатов встать в оппозицию партии: «Воспитанные в советской системе люди не могли перейти психологический барьер и открыто выступить против руководства КПСС»[56].

Делегаты первого Съезда народных депутатов СССР. На переднем плане в центре снимка – А. Лукьянов, М. Горбачев, Н. Рыжков. Май 1989 г.

К эпохе «перестройки» советское общество пришло с противоречивыми результатами. И следует признать, что новое политическое руководство во главе с М. Горбачевым уловило настроение масс, объявив курс на обновление общественно-политической системы в СССР под флагом социализма. На словах, в декларативном плане, «перестройка» вернула в широкий политический оборот такие термины, как «власть Советов», «самоуправление трудящихся», «ленинский социализм». Однако вся суть «конституционной реформы» в СССР по Горбачеву свелась фактически к последовательной ликвидации демократии советского типа (и без того деформированной в предшествующий период) и насаждению политических и государственных институтов западного парламентского образца.

Первым шагом на этом пути стало учреждение высшего законодательного орган страны – «Съезда народных депутатов». По форме, Съезд представлял широкий представительный форум, напоминавший знаменитые ленинские Съезды Советов. Это дало даже основание некоторым исследователям провозгласить Съезд народных депутатов при Горбачеве высшим этапом развития советской демократии. На деле – учреждение этого органа, который справедливо именуют первым советским парламентом, означало фактический переход советской системы управления на позиции буржуазного парламентаризма. Это обстоятельство отражал даже принцип формирования Съезда. Конституция СССР с поправками 1988 г. и новый избирательный закон были гораздо менее демократическими по сравнению с конституциями 1936 и 1977 гг., а выборы народных депутатов не были вполне равными и прямыми. Впервые в истории советской государственности за рамками высшего органа власти страны, избранного в марте 1989 г., оказался «титульный класс» СССР – рабочие и крестьяне. Подавляющее большинство членов «обновленного» Верховного Совета составили «ученые, журналисты и работники управления»[57].

Естественно, что при такой системе формирования, Съезд, довольно быстро превратился в дискуссионный клуб. Учрежденный следом за союзным парламентом – парламент РСФСР еще более напоминал «клуб по интересам» и походил, по определению народного депутата Сергея Бабурина, на «сборище нереализовавшихся доцентов». За жаркими дискуссиями со съезда следила вся страна. Однако очень скоро, стало очевидно, что Съезд, как, впрочем, и любой парламент, фактически ничего не решает. Общество устало от бесконечной «говорильни» народных депутатов потеряло к Съезду всякий интерес. И это вполне объяснимо. Дело в том, что между органами советской власти (система Советов) и системой буржуазного парламентаризма существовал непреодолимый барьер. Исторически Советы способствовали сближению государственного аппарата с многочисленными общественными объединениями, уничтожая тем самым «всякое подобие барьера между государственным аппаратом и населением». Именно поэтому, даже в годы стагнации общественно-политической системы в СССР в начале 80-х гг., массы населения, чувствовали свою сопричастность к политике государства и способность влиять на развитие общества посредством приобщения к деятельности советских общественных организаций (в том числе, через