снабжать им ближайшего соседа. Пришлось бы вести переговоры через великих князей Тверского и Новгородского. А те бы спросили, зачем нужен яд, для каких тайных ритуалов или зелий. Всего этого Даниилу не было надобно.

Переговоры прошли более чем успешно. Правда, как и предполагал Шуйский, деньги выборгский воевода не взял. Серебра у Шеремета было вдоволь. Сошлись на поставках в Выборг перьев царь-птицы, клювов ухалицы, шерсти туросика и прочей мелочи. Той, которой в центральной части России водилось с избытком, а в этих землях не хватало.

Так всегда было. В отличие от чужан, рубежники давно смекнули, что проще и выгоднее торговать и обмениваться. Нет, войны случались. За редкие ресурсы, территории и прочее. Однако аккурат до той, последней. После которой каждому в голову втемяшилось — еще одна такая и никого не останется.

Рубежники жили долго, от болезней не страдали. Потому многие были прямыми свидетелями Великой войны. И никому не пришлось ничего объяснять. Это чужане забыли все довольно быстро. Сразу окунулись в новые противостояния, дележки земель и влияния.

А рубежники лишний раз убедились — не по пути им с обычными людьми. Слишком суетные они, честолюбивые. Живут мало, оттого и стараются сгореть без остатка. Хистом поцелованные же не торопятся. Каждый князь, который решил правдами и неправдами землей чужой завладеть — сто раз подумает, почву прощупает. Не легче ли договориться? Кто с той стороны за неприятеля встанет? А за тобой?

Потому за все время после Великой войны было не больше пары стычек между княжествами и западными королевствами. Втягиваться в масштабный конфликт, который выйдет боком не хотел никто.

Кроме ордена Созвездия. Члены великих тверских семей, не забывшие, что такое, когда перед тобой преклоняются все русские земли, остро переживали развал великого княжества. Точнее, усыхание его до нынешнего состояния. Да, их земли по-прежнему были одними из самых богатых. И нечисти неразумной водилось в избытке, и торговля налажена. Но хотелось власти, подлинной, как встарь.

Потому когда Агата нашла древние заметки про реликвию, дарующую необыкновенную силу рубежнику, Созвездие стало рыть носом землю. Там за ниточку потянули, здесь, так потихонечку следы и привели их к Выборгу.

По преданиям, орден рыцарей вез священную реликвию в крепость. Однако по пути что-то случилось. Рубежники пропали, а великий артефакт сгинул. Каких усилий потребовалось Созвездию, чтобы его найти — не описать. Однако нашли. Но то оказалось лишь полбеды.

Спрятана реликвия была в зачарованном ларе — такой не поднимешь и не перетащишь. Слишком таинственным и мудреным оказался древний обряд. Хотя нашли лазейку. Поняли, что открыть можно, однако в один единственный день — в день полного лунного затмения. Когда связь, питающая ларь, прервется. И открыть его может лишь кощей.

С последним проблем не было. В Созвездии все давно перешагнули за рубеж десяти рубцов. А до лунного затмения еще дожить нужно.

Вот тут-то проклятая бабка и пронюхала про реликвию. Как до нее добралась, как обнаружила — уму непостижимо. Шуйскому казалось, что они ларь надежно спрятали. Даже заклятия нужные сказали. Надо было человеческую жертву принести, да Виктор развопился, что слишком приметно будет ритуал на крови в чужих землях проводить.

Вот и отложили. А старуха возьми и найди. Однако дурная оказалась. Или жадная. Не побежала воеводе докладывать, сохранила тайну. Может, сама хотела ларь открыть. Вот только не успела…

— Потому настоятельно рекомендую вам отправиться в бухту. Там сейчас русалки резвятся, — продолжал воевода.

Шуйский не сразу понял, что все еще находится на приеме у Шеремета. Точнее, с официальной частью было покончено. Теперь они пили кофе, причем, довольно приличный.

— Признаться, Илия Никитич, не имею удовольствия глядеть на этих трупных девок. Вообще не питаю особой любви к нечисти.

— Зря, нечисть бывает весьма полезной. Это я вам с высоты своих лет говорю.

Шуйский поморщился. Шеремет был лет на сто двадцать старше его самого, а гонору-то. Для опытных рубежников, к которым воевода себя относил, и не возраст совсем.

— Мне кажется, хороший знакомый рубежник гораздо важнее домового или водяного.

— Смотря как поглядеть, — не согласился Шеремет, но тему продолжать не стал.

Шуйский тяготился этого былинного богатыря, который всеми силами пытался казаться современным рубежником. То ли боялся, что его спишут, то ли было здесь еще что-то.

При этом Даниил видел провинциальность хозяина, о которой кричало все в его личном кабинете. От чучела выпи до травок от сглаза.

Понимал Шуйский, что и воеводе не доставляет особого удовольствия общение с ним. Тот видел в госте столичного сноба, который родился с серебряной ложкой во рту. Так уж сложилось, что тверские всегда не любили новгородских, Северия считала пермских выскочками, а Чернигов будто бы обижался на всех сразу.

Но вместе с тем ничего, ездили друг к другу в гости, общались, торговали. Даже если и разговаривали сквозь зубы. Предками еще сказано — худой мир лучше доброй брани.

В нынешней ситуации даже проще было. Ни Шеремету, ни Шуйскому делить оказалось нечего. Да, не сходились они по образу жизни и устоям. Но разве можно на такие мелочи внимания обращать?

— Что у вас, кроме русалок и дружбы местных рубежников, есть еще какие новости? — спросил Шуйский.

Сказал, лишь бы не молчать. При том не удержался, чтобы не воткнуть шпильку.

— Какие у нас новости? — пожал плечами Шеремет. — У нас на весь город и полсотни рубежников не наберется. Конечно, есть еще кто в окрестностях, но те бирюками живут.

— Зря скромничаете, Илия Никитич. У вас здесь ратников больше, чем в той же Гатчине или Всеволожске. Слышал, иной раз с самого Петербурга и Новгорода сюда именитых ивашек присылают.

— Так нечисти в достатке. Той самой, которую вы не любите. Порой прорвется кто от чухонцев — глусун или кракен заплывет. Тогда охоту снаряжаем, ивашек берем. Но до ведунов редко кого доводим, долго и хлопотно. Ждать надо. А у них терпения нет.

— И странного даже ничего не происходит? — совсем будто бы расстроено спросил Шуйский.

— У нас жизнь такая, куда не ступил — везде странность, — рассмеялся Шеремет. Правда, его лицо тут же приняло озабоченное выражение. — Хотя если серьезно, произошло недавно неприятное событие. Может, слышали уже. Рубежница одна померла, ведунья не из последних. Да и как ведунья, с девятью рубцами, едва до кощея не добралась.

Шуйский поерзал в кресле.

— Никто не вечен, — сказал он.

— Да ей всего пятнадцатый годок пошел