– Всадники обнаружили передвижение противника, – обратился к инквизитору гонец, подскакавший к укрывшемуся в небольшом лесочке воинству. – Они покинули деревню и движутся куда-то на восток, к горам.

– Да смилуется Господь над населявшими ее грешными душами, – участливо пробормотал викарий, по своему опыту, не такому уж и большому, но и отнюдь не маленькому, он знал, что раз демоны так поступили, то все жители, не успевшие убежать, уже расстались с жизнью. Скорее всего, в ужасных муках. Ненависть, которую испытывали враги рода человеческого к людям, заставляла их как можно дольше пытать тех несчастных, которые попались им в лапы. И даже хладные тела, в которых уже не было бессмертной души, обычно подвергались надругательствам. – Потери среди них имеются?

– Трое, – ответил кавалерист.

– Они выдыхаются, – позволил себе робкую улыбку главный искоренитель зла, узнав, что убитых адским пламенем практически нет. – Без возможности соприкоснуться с преисподней их силы слабеют. Возможно, их еще хватит, чтобы уничтожить всех нас, но следующий отряд не оставит от этой мерзости, отравляющей самим своим существованием великие замыслы Всевышнего, даже пепла! Брата Винченцо ко мне, и трубите выдвижение.

Основная тактическая мысль и единственный шанс на выживание столь малого отряда священной инквизиции в столкновении с тварями бездны были довольно просты. Смиренный служитель Консистории огня и металла брат Винченцо являлся командиром наряда так называемого тенсионного спрингальда. На текущий момент единственного оружия, изобретенного родом человеческим, способного потягаться по дальности выстрела с этими дьявольскими плевательницами нечистой лавы и невидимых огненных плетей. Вот и сейчас вокруг повозки с механическим чудом возились смиренные братья, пыхтя и отдуваясь, закручивая маховик заводного винта, подготавливая спрингальд к выстрелу.

– Фух, братия, еще пару дюжин оборотов, и можно будет передохнуть! – Обливающийся потом толстяк при этих словах буквально повис на отполированном прикосновениями многочисленных рук рычаге, сделанном, судя по цвету, из отличного мореного дуба, и всем своим весом сдвинул его еще на пол-оборота.

– Все бы тебе, брат Ансельм, отдыхать! – натирая снарядный желоб тряпкой, смоченной в лампадном масле, худой как щепка монах, облаченный в тяжелую даже на вид хламиду из толстой кожи, криво ухмыльнулся половиной рта. – О чреслах надо бы поменьше думать да посты святые не пропускать.

– Тебе, брат Винченцо, хорошо говорить, вы, механикусы, со своими железяками только в Святую неделю расстаетесь. А нам, смиренным братьям, до этих шестеренок особливо и дел нет. – С этими словами монах переставил рычаг в другое отверстие на головке зарядного винта и опять навалился на него дородной грудью. – В Мозельском монастыре вон настоятель даже винт винного пресса перед каждой страдой святой водой окропляет.

– Все в этом мире от Господа нашего и по Его Слову. – Склонившись над зарядным ящиком, Винченцо извлек из него дротик, больше похожий на укоротившийся и изрядно раздобревший рыцарский лэнс в четыре фута длиной. И принялся вставлять в желоба на хвостовике стабилизаторы из пропитанной все тем же маслом бумазеи. – Вот был бы ты менее объемен в талии, пришлось бы пыхтеть с заводкой двум, а то и трем святым братьям. А может, и того хуже, пришлось бы у викария латников для подмоги просить. А тут одного твоего веса хватает. Вот потому-то ты, брат Ансельм, к этому чуду механическому и приписан. И чего бы ты ни говорил, есть в этом некое Провидение Божие. Где бы еще встретились два смиренных монаха из Утрехта, как не в этих диких краях?

– Хорошо тебе говорить, ты, считай, в этом деле уже с десяток лет. А что мне, бедному переписчику, моли скрипторной, как говорил наш настоятель, что делать? Я же, к стыду своему, в отличие от тебя, брат, с этими демонами дел никаких не имел, ежели только видел изображения этих тварей нечистых в летописях и памфлетах. Слаб я духом вельми да и тучен зело. – Опустив рычаг до нижнего положения и услышав удар бронзовой собачки, отсчитывающей каждую одну шестнадцатую оборота стопорного устройства, монах в очередной раз вынул рычаг из паза и вытер обильно выступивший на лице пот рукавом серой рясы.

– Не беспокойся, брат мой. – Установив дротик и зафиксировав его в направляющей, Винченцо открыл специальный окованный медью ларец на передке телеги. И аккуратно, почти нежно, достал оттуда фиал с греческим огнем. – Смерти ли нам страшиться в войне с отродьями сатаны? Тем более что не все так страшно, как ты расписывал в своих памфлетах и непотребных картинках.

При этих словах представитель консистории, образованной у подножия папского престола каких-то десять лет назад, повернул к собеседнику другую сторону лица и попытался ухмыльнуться. Бугристые жгуты шрамов, белеющие подобно каким-то дьявольским подкожным червям или змеям, сделали эту ухмылку поистине дьявольской. Во всяком случае, брат Ансельм неконтролируемо отшатнулся и, прижав к себе заводной рычаг, быстро перекрестился.

– Свят-свят! Вот до сих пор не могу привыкнуть к метке этой диаволовой! – машинально попытался перекреститься боевой монах. – Извини, брат Винченцо, но тобой только в ярмарочный день детей пугать да для вспоможения роженицам использовать. Как увидит какая твою образину, враз от бремени разрешится. Причем как минимум сразу тройней – за Бога Отца, Бога Сына и Бога Святаго Духа.

Издав смешок от представившейся картины, обряженный в балахон или уж скорее рясу из толстой кожи монах принялся прикручивать фиал к наконечнику дротика специальными бронзовыми барашками, параллельно выказывая свое отношение к испугу собеседника:

– Вот видишь, брат Ансельм, я вполне себе живое доказательство того, что сатана не так силен, как кажется. Думаешь, попал в меня плевок диавольский – считай, сразу на небеса? Ан нет – отлили меня братия святой водой. Не поверишь, сразу откуда-то у них силы появились, как увидели меня живого. А потом того демона ратники из арбалетов освященными стрелами нашпиговали, как того хряка. – Злобная улыбка промелькнула на губах изуродованного мужчины, когда он вспомнил смерть своего врага. – Поваляться потом, конечно, в обители братьев госпитальеров пришлось немало. Видимо, дух нечистый с тем плевком огненным в тело проник. Начались у меня жар, горячечные колики. В общем, все думали, отмучаюсь, но прикладывания святым серебряным крестом помогли, выжил. Да только вот следы дьявольские, думаю, теперь до самой смерти носить буду.

– Такой шрам, это где-то даже почетно, – нерешительно заметил ему собеседник. – Во всяком случае, рыцари куда меньшими хвастаются напропалую.

– Но ничего. От моей руки и от снарядов этой милашки не один демон свою смерть принял и, думаю, еще не один примет. Детали этого спрингальда, «Святой Марией Вифлеемской» рекомого, в самом святом Риме сам камерленго освящал. – Познакомившийся вплотную с адским огнем монах не обратил ни малейшего внимания на слова своего собеседника, если вообще заметил их. Так глубоко он погрузился в пучину собственных переживаний и предвкушения скорой схватки с врагом. – И ты думаешь, после этого семя диавольское может этому святому копью противостоять?