Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришло не матери – Анне.
И девушка не знала, что ей делать с таким письмом.
Сразу после свадьбы и приезда в Швейцарию, писала Ира, новоиспечённый супруг запер её в четырёх стенах, отобрал паспорт и превратил в домашнюю рабыню, бил за провинности и заставлял участвовать в оргиях с его знакомыми. Иркиному мужу принадлежал трёхэтажный частный дом в сельской местности, почти что замок, превратившийся для девушки в тюрьму. Она умоляла Аню и всех, кто её помнит, найти способ вытащить её оттуда и вернуться домой.
Аня поняла, что это было не первое письмо в Россию, которое Ира пыталась отправить за полтора года, но первое дошедшее до адресата.
Письмо подружки настолько разительно отличалось от общепринятых представлений о красивой жизни за границей, почерпнутых в основном из фильмов типа «Интердевочки», что Аня сомневалась, стоит ли вообще показывать тётке Зинаиде это письмо – помочь она вряд ли сможет, не лучше ли ей оставаться в счастливом неведении, стоит ли отнимать у неё надежду?
В конце концов она решила посоветоваться с Юлькой.
…Дверь Ане открыл Тёмка. Вся семья Зайцевых сидела у телевизора, где во весь экран что-то читал по бумажке Ельцин.
– Привет! – радостно крикнул с порога Артём. – Ты уже в курсе? Новая войнушка начинается!
– Какая войнушка? – не поняла Аня. – Мне вообще с твоей сестрой поговорить надо.
«До начала работы нового двухпалатного парламента Российской Федерации – Федерального Собрания Российской Федерации – и принятия им на себя соответствующих полномочий руководствоваться указами Президента и постановлениями Правительства Российской Федерации, – читала говорящая голова на экране. – Конституция Российской Федерации, законодательство Российской Федерации и субъектов Российской Федерации продолжают действовать в части, не противоречащей настоящему Указу…»
– Это что же, переворот? – не поняла Аня.
– Войнушка! – торжественно уточнил Артём.
* * *В Москву, в Москву, в Москву… Стучат колёса плацкартных вагонов по стальным рельсам. По городам и весям стоят заводы, разрушается производство, и не так уж сложно взять отпуск за свой счёт и устремиться туда, где решается в эти дни судьба страны – в столицу. Стучат колёса, стучат, а на верхней полке не спится Антону Стригункову, всё он ворочается с боку на бок под клетчатым поездным одеялом, и роятся мысли в сентябрьской ночи… Транспорт пока ещё ходит. Ходят поезда, ходят междугородние автобусы, которые порой пассажиры предпочитают поездам – кто из-за дешевизны, кто по другим причинам. Подпрыгивая на ухабах, ползёт по разорванной железными клещами таможен стране старенький автобус Донецк-Москва. Большая часть пассажиров – торгаши с баулами. В Москве конституционный кризис, а торговля идёт своим чередом – война войной, а обед по расписанию.
Автобус долго стоит на границе, где сонные пограничники проверяют документы и вещи пассажиров, придираясь к торговцам.
За торговцами проходит молодой работяга с ранней сединой в волосах, практически без вещей, да и не похож он на торговца. Пограничник берёт из мозолистой руки шахтёра советский паспорт с вкладышем гражданина Украины.
– Цель въезда в Российскую Федерацию?
– К родстфенникам.
– Проходите.
Глава одиннадцатая
Когда Дом Советов оказался в блокаде, майор Стригунков, в числе других офицеров запаса вносивший в нестройные ряды восставших элемент порядка и организации, создал группу из молодых людей, имевших опыт в спелеологии, для действий под землёй и связи с внешним миром через коммуникации.
Полагаясь только на свою интуицию, Антон Александрович принял в отряд крепкого молодого парня из Донбасса по имени Юра, в пещерах никогда не бывавшего, но в мирной жизни работавшего шахтёром. Поэтому Стригунков был уверен, что он сможет ориентироваться под землёй и не будет испытывать страха перед замкнутым пространством.
Расположившихся по соседству казаков насторожило украинское гражданство новичка в сочетании с резким прибалтийским акцентом, а особенно то, что никто в московских оппозиционных кругах его не знал и не мог поручиться. Антона это не остановило. Для проверки он вручил новенькому фонарь и поручил разведку ходов, которые были уже известны, и нескольких ответвлений, куда ещё не ходили группы.
Парень надел шахтёрскую каску, ушёл в темноту и вернулся часа через четыре.
– Затание фыполнено, тофарищ комантир! – доложил он, вскинув ладонь к каске.
Стригунков проверил нарисованную им схему и удовлетворённо кивнул.
– Хорошо, Юра. Можешь идти отдыхать.
– Я не устал, тофарищ комантир.
– Иди. Завтра будет много работы.
Глядя на упорного неразговорчивого парня, мгновенно уснувшего на расстеленном на паркетном полу бушлате, Стригунков думал, что у него, наверное, есть какой-то личный счёт к демократам. Не иначе.
Но долго поспать Юозасу не удалось. Через несколько часов Стригункова вызвали к одному из руководителей обороны здания, в котором были отключены телефоны, и засыпали срочными заданиями по связи с активистами, находившимися в городе и организовывавшими ежедневные акции протеста.
Антон Александрович собрал пятёрку бойцов-спелеологов, в которую включил и новичка, и распределил полученные задания.
Один за другим ребята выходили из кабинета, и провожая, Стригунков каждому пожимал руку. Последним ушёл Юозас. Антон не хотел его будить, но тот проснулся сам.
– Я тоше пойту, – сказал он настойчиво.
– Ты же только вернулся, – сказал ему кто-то из спелеологов.
– Я толшен, – грустно, но решительно покачал головой шахтёр. Он почему-то никогда не улыбался, даже в минуты отдыха, когда пили холодный чай и травили анекдоты.
Сам Антон Александрович сидел за столом в кабинете какого-то сбежавшего депутата-демократа, и его одолевало не только беспокойство за бойцов (не наткнуться бы им где-нибудь на засаду! До сих пор ельцинисты не совались в подземные коммуникации, но всё когда-то случается впервые), но и недобрые мысли о судьбе восстания, которое как началось стихийно, так за целую неделю, несмотря на все усилия, и не вошло в упорядоченное русло. А ещё – почему его ребятам, выполняющим одну из наиболее опасных миссий по