Несколько поднимающихся держали в руках автоматы, но не как огнестрельное оружие, а будто дубины или копья.

– Черт… – вырвалось у кого-то из операторов. – Это что же такое за…

– Это эпидемия, – сказал полковник Иванченко. – Это было бы с нами, если бы…

Он не договорил, но все поняли. Они бы лежали в лужах крови, они бы стреляли наугад из автоматов, они бы медленно вставали, они бы…

Кто-то из солдат оглянулся, дернулся от неожиданности и что-то крикнул. Не что-то членораздельное, а просто громко выдохнул воздух. И словно это была команда атаковать, вставшие с земли бросились на солдат.

Удар прикладом – офицер упал на землю, оживший навалился на него сверху, потекла кровь.

– Они… они что?.. Они жрут?..

Солдат выстрелил из автомата, провел по нападающим пулями, как водой из шланга. Ожившие должны были валиться на землю, но вместо этого они бежали, прыгали, сшибали с ног солдат, впивались им в горло зубами, рвали на куски, выкрикивая что-то утробными голосами и хрипя, надсадно хрипя, словно не хватало им воздуха… Или будто воздух стал твердым и шершавым.

Трое солдат прижались спинами к автобусу и стреляли, не переставая; один наконец сообразил стрелять в головы, несколько оживших упали. Три автомата в упор – это много. Это смертельно даже для оживших, тем более что было их не очень много – двадцать или тридцать.

Наткнувшись на плотный огонь, ожившие бросились в стороны, под прикрытие деревьев, утащив с собой несколько трупов. Солдаты у автобуса перезарядили автоматы, не отводя стволов от леса, двое направо, один налево. И тут лобовое стекло автобуса разлетелось вдребезги, будто в него изнутри врезалось пушечное ядро.

Люди из автобуса сплошным потоком окровавленных тел обрушились на солдат сверху, смяв их и опрокинув.

Крики стихли, только хрип, безумный хрип задыхающейся толпы. Треск разрываемой одежды, хлюпанье, чавканье, неразборчивое бормотание… Женщины. Мужчин было совсем немного, солдат рвали в клочья женщины. Из леса появились ожившие солдаты, им мяса не хватило, они бросились на толпу, выхватили какую-то беснующуюся женщину, ударом штыка почти отрубили ей голову и начали рвать тело зубами.

Лейтенанта у огневого пульта стошнило. Он успел повернуться к стене и упасть на колени. Центральный пост заполнила рвотная вонь.

И тут ударили пулеметы. Два КПВТ с бронетранспортеров. Пули калибром четырнадцать с лишним миллиметров разрывали человека в клочья, разбрасывая кровавые ошметки по сторонам, развешивая кишки гирляндами на кусты вдоль дороги.

Вырубив всех, кто был на дороге, пулеметы обрушили свой гнев и испуг на металл автобуса, перемалывая все, что попадалось на пути: мертвые тела, кресла, поручни, стекло – в фарш, в сплошное месиво.

Люки у бэтээров были закрыты, машины медленно двигались между автобусами и деревьями, расстреливая все, что попадалось навстречу. Один бэтээр зацепил бортом дерево, застрял, сдал назад, второй, не заметив этого, продолжал медленно ехать, стреляя-стреляя-стреляя…

У офицеров, сидевших за пультами в центральном посту Узла-три, возникла иллюзия, что у бэтээров все получится… все получилось. Они смогли остановить резню, они уничтожили обезумевших людей. Все-таки броня всегда остается броней, а пулемет – пулеметом. Сейчас бронетранспортеры доползут до свободной дороги…

Полторы тысячи человек, напомнил себе полковник. Пусть треть – дети. Еще тысяча. Сколько-то умерло, но ведь многие превратились в кровожадных чудовищ. Полковник спохватился, одернул себя, чтобы не напророчить, но было уже поздно – на бронетранспортеры обрушилась толпа. Мужчины и женщины, штатские и одетые в камуфляж, люди выбегали из леса, прыгали на броню, лезли, цепляясь за поручни к башне.

Бэтээр дернулся, развернул башню, ударил из пулемета, разрывая и отбрасывая нападающих, но они хватались за ствол КПВТ, словно не обращая внимания на его раскаленный металл, били прикладами и палками по оптике, по смотровым щелям, по прицелам.

Бронированная машина дернулась. Она была неуязвима для безоружных людей, они не могли пробить ее стенок, проломить крышу или днище. Но они могли БТР ослепить. И водитель, укрытый под броней, запаниковал. Рванул машину вперед, давя тех, кто не выскочил из-под колес, врезался бортом в автобус, оторвал длинную полосу обшивки, принял вправо и, не рассчитав или уже не видя ничего через разбитые и залитые кровью триплексы, вломился в лес.

Удар – БТР врезался в дерево, полетели куски коры, ветки. Разлетелось на две части тело одного из оживших, оказавшееся между корпусом бронетранспортера и дерева. Машина дала задний ход, колеса швыряли грязь и прошлогодние листья, кровь и ошметки тел. Еще удар – на этот раз бортом. Разворот – водитель не видел ничего, он пытался двигаться на ощупь, но бронетранспортер все больше углублялся в лес, увязая в кустах и молодых деревцах.

Неудачный поворот, машина уперлась в дерево, колеса чуть повернулись, задний ход – снова удар в дерево, теперь уже кормой. Вперед – удар, назад – удар. Вперед…

Двигатель бэтээра взревел и заглох.

Потом распахнулся верхний люк, кто-то попытался выбраться наружу, но лишь взмахнул руками и снова исчез в утробе машины. Через несколько минут на крышу бэтээра выбрался человек, вытащил за собой окровавленное тело и принялся объедать его, сидя возле башни.

Второй бэтээр выбрался из ловушки, расцепился с автобусом, смел длинной очередью десяток оживших с асфальта, развернулся, словно решил прорываться к объекту.

– Приготовить ворота? – спросил техник.

– А? Что? – дернулся полковник Иванченко, приходя в себя. – Нет, ни в коем случае. Огонь на поражение сразу же, на подходе. Он же с собой этих… зомби приведет. Хочешь, чтобы они здесь хозяйничали? И вытрите кто-нибудь блевотину, в конце концов.

Бэтээр стрелял из пулемета. Несколько автоматов ударило из бортовых бойниц, тела оживших… зомби, как назвал их полковник, лежали на асфальте, колеса давили их, дробили кости, расплескивали лужи крови. Шел дождь, вода смешивалась с кровью, и казалось, что вся дорога, вся-вся, до последнего метра была залита глянцевой красной краской.

До поворота оставалось несколько метров, оператор огневого пульта взялся за джойстик управления, пожил палец на спуск.

– Как только выедет из-за деревьев, – сказал полковник. – Как только…

Бэтээр вздрогнул, крыша его корпуса вспучилась, верхние люки разом распахнулись, и наружу вырвался черный дым и яркие языки пламени.

– Твою… – вырвалось у капитана Ермакова. – Что это?

– Себя подорвали, – сказал кто-то. – Или случайно гранату расчековали. Такое бывает, если в суете. В Чечне как-то, помню, парни…

В бэтээре снова рвануло. Из открытого люка полетели вверх трассеры, вертясь, словно петарды на новый год. Рвались патроны в боеукладке. Потом снова гранаты, несколько штук одновременно, башня с пулеметом подпрыгнула и съехала в сторону. Бронетранспортер медленно скатился с дороги и уперся в дерево.