— Никто, — ответила Атейла. — Раньше я… не встречала никого… похожего на тебя.

— Уж я постараюсь, чтобы ты их не встретила, — ответил граф. — Но о чем же ты проговорила весь вечер с сэром Кристофером? Я ведь вообразил, что он влюбился в тебя!

Атейла засмеялась:

— Он знает все о моем отце, читал его книги и статьи в Королевском географическом журнале. Граф удивленно посмотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что твой отец — Гордон Линдсей?

— Да, но я не думала, что тебе что-нибудь говорит это имя.

— Я слышал о нем. Так уж получилось, что именно я президент Королевского географического общества, и, естественно, я регулярно читаю наш журнал.

— Я и представить себе этого не могла. Я ни за что не догадалась бы, что имя папы тебе известно.

— Его статьи читаются с захватывающим интересом. Но его дочь кажется мне просто восхитительной!

И он снова приник к ее губам долгим сладостным поцелуем. Атейле казалось, что вместе с поцелуем он взял ее сердце и теперь оно навеки принадлежит ему. И это было так прекрасно, что страшно было поверить. Она слегка прижалась к графу, а он все целовал и целовал ее.

А потом он спросил:

— Если никто не целовал тебя раньше, скажи, что ты чувствуешь?

— Это прекрасно! У меня нет слов… Твои поцелуи, словно звезды над пустыней, когда кажется, что вся Вселенная полна ими. А может, они словно лучи солнца, которое медленно поднимается над горизонтом, согревая землю. Это счастье, которое могла бы выразить только музыка.

Восторг, такая страсть слышались в ее голосе, что у графа дыхание перехватило.

Он целовал ее до тех пор, пока земля не закружилась у них под ногами. Они словно уносились в небо, навстречу солнцу, обжигаемые пламенем страсти.

«Я люблю тебя… я люблю тебя!»— кричало сердце Атейлы, и наконец она решилась произнести это вслух.

— И я люблю тебя, дорогая, — сказал он. — Но мне предстоит еще многое сделать, прежде чем я смогу назвать тебя своей женой.

— Я не уверена, что ты должен… жениться на мне.

— А я уверен и твердо намерен это сделать! Никто и ничто не остановит меня. Но развод займет немало времени и вызовет скандал в обществе. Для моей семьи это будет очень тягостно, но тут уж ничего не поделаешь.

Атейла услышала нотку горечи в его голосе и поняла, насколько графу ненавистна сама мысль о том, что его личные дела станут достоянием светских сплетников. Но тут, словно сказав себе, что ничто, кроме их любви, не имеет значения, он прижал девушку и снова поцеловал.

Атейла, не в состоянии ни о чем думать, лишь чувствовала, что внезапно очутилась на небесах, где нет ни страха, ни боли и где царит любовь.

Весь остаток дня Атейла жила как в волшебном сне. И все время, пока она была с Фелисити, она считала часы до встречи с графом.

Уходя от нее, он сказал:

— К сожалению, я должен тебя покинуть, дорогая. Уики уезжают после ленча, и Хогарт с ними. Я понимаю, что не должен ревновать тебя к нему, но мне не хочется, чтобы ты виделась с ним.

— А когда мы вновь сможем быть… вместе? — спросила Атейла.

— Я думаю, лучше всего после чая. Ведь ты сможешь попросить кого-нибудь побыть с Фелисити, а сама спустишься ко мне в гостиную, где мы все обсудим.

Она улыбнулась ему, и графу показалось, что вся комната наполнилась светом.

— Я должен о многом поговорить с тобой, хотя на самом деле важно только то, что ты любишь меня и всегда будешь со мной.

Он быстро поцеловал ее, повернулся и вышел. Несколько минут Атейла сидела неподвижно. Потом вскочила и подбежала к окну. Небо было ясное. Она поверила, что все темное и страшное ушло из ее жизни, и возблагодарила Бога за то счастье, что Он даровал ей.

Фелисити вернулась с верховой прогулки. После ленча Атейла решила читать ей. Книга была об Африке, и девушка поняла, что может сама рассказать Фелисити гораздо больше. Она рассказала девочке о пустыне, об арабских племенах, о необыкновенных городах, таких, как Фее и Марракеш, которые остались такими же, какими были несколько столетий назад.

От счастья, которое переполняло все ее существо, девушке казалось, прошлое — словно мираж в пустыне. По-настоящему реальными были только ее возлюбленный и его замок.

В три часа они с Фелисити опять поехали кататься. Чтобы девочка не устала, на этот раз Атейла не пускала лошадей в галоп, и они не торопясь ехали через парк. Все вокруг казалось Атейле на этот раз еще прекраснее, чем раньше. Словно почувствовав ее настроение, Фелисити спросила:

— Вам нравится замок, мисс Линдсей, ведь правда?

— Это самое красивое место, какое я когда-либо видела, — ответила Атейла, — и мы с тобой постараемся, чтобы оно стало таким же прекрасным, как снаружи.

Фелисити задумалась:

— С помощью любви?

— Да, — ответила Атейла, — любви. Тогда он станет просто великолепным.

Приближалось время встречи с графом, и девушка чувствовала, как колотится ее сердце. Она напоила Фелисити чаем, потом поиграла с ней в кукольный дом. Они переставили в нем мебель и усадили маленьких куколок, а Атейла сочинила какую-нибудь историю про каждую из них, так что они стали совсем как настоящие люди.

Когда пробило пять часов, пришла Дженни.

— Я догадалась, мисс, — сказала она, — что ее светлость будет играть в кукольный дом, и принесла для кукол еду на маленьких тарелочках. Повар специально приготовил.

Фелисити пришла в восторг, и пока они с Дженни расставляли тарелочки на столе, Атейла ускользнула. У себя в спальне она на секунду остановилась перед зеркалом. Глаза ее светились от счастья, а нежные губы казались созданными для поцелуев.

Она вспыхнула, вспомнив, как граф целовал ее, и подумала, что ничего прекраснее с ней еще не случалось.

Атейла почти сбежала по лестнице. Лакей хотел открыть перед ней дверь гостиной, но она не дожидаясь сама повернула ручку и вошла.

Граф ждал ее, стоя у камина. Их глаза встретились. На мгновение оба замерли, но вот он протянул руки, и девушка бросилась в его объятия. Граф обнял ее, но потом слегка отстранился и сказал странным изменившимся голосом:

— Прежде чем я скажу, как сильно люблю тебя, нам нужно поговорить. Я должен о многом рассказать и многое объяснить тебе.

Атейла с трудом понимала, о чем он говорит, потому что он обнимал ее, она слышала удары его сердца.

Граф нежно поцеловал ее в лоб и усадил на диван. Сам он сел рядом и взял ее ладони в свои.

— В этой комнате я впервые увидел тебя, — сказал он. — Ты была так красива, что я сразу почувствовал опасность. Поверь, я боролся не столько против тебя, сколько против себя самого.