– Она еще не раз их получит, при таком-то пиаре… – Морган гневно впихнула с силой блокнот в сумку. – А благодаря журналистам теперь каждая собака в городе в точности знает, где она живет.

Выглянув из окна дома Пауэллов, что выходило на улицу, Шарп едва сдерживался от проклятий: у начала длинной и крутой подъездной дорожки толпилась целая армия репортеров, а вдоль гравийной обочины дороги выстроилась шеренга телефургонов. Территория владения была окружена высоким забором из кованого железа, а на въезде путь преграждали автоматические ворота. Другую сторону дороги оккупировали демонстранты – они выкрикивали требования и потрясали своими плакатами:

К окну подошла Элиза.

– Надо же, сколько народу…

– Не думал, что они так быстро найдут твой дом. – Шарп закрыл жалюзи, не позволяя даже лучам заходящего солнца проникнуть внутрь.

– Надеюсь, они не станут лезть через ворота? – спросила Элиза, обхватив себя руками.

– Ну, большинство из них уважает частную собственность.

– Большинство?! – Она развернулась и посмотрела ему в глаза.

– Всегда найдется кто-нибудь наглый. – Он всмотрелся ей в лицо. – Ты держишься?

Она была сильным человеком, но Хейли была ее слабостью.

– Я стараюсь далеко вперед не заглядывать, ведь вырисовываются жуткие перспективы… – содрогнулась она. – Все еще не могу до конца осознать того, что случилось с Хейли. Она ведь никогда не была трудным ребенком. Другие родители обычно столько рассказывают, в какие истории попадают их дети, переживая подростковый возраст, и как с ними бывает тяжко, а я все думала: как же мне повезло! – Элиза приложила ко рту кулак. – Ее точно кто-то подставил. Она бы в жизни не смогла пойти на такой ужасный поступок! Она просто не способна на подобное!

Шарп не настолько хорошо знал Хейли, но был свято уверен в том, что дитя Теда просто по определению не могло стать убийцей. Он слегка сжал руку Элизы:

– Мы поможем ей пройти через все это.

– Спасибо. – В глазах у Элизы заблестели слезы. – Что бы я сейчас без тебя делала, не знаю…

– Не трать даже времени на подобные мысли! Что бы ни случилось, Хейли я не брошу.

– Ты всегда был настоящим другом, – сказала Элиза, притронувшись к его щеке.

– Как бы я хотел быть ближе к тебе все эти годы… – признался Шарп, накрыв ее руку своей.

– Это был мой выбор, Линкольн. Не вини себя. Мне нужно было уехать. Моя рана никогда бы не зажила здесь, где все напоминало о Теде.

– И я в том числе.

Вздох ее был тяжек и глубок, и казалось, что вместе с воздухом она выпускает наружу саму скорбь.

– Да. Прости.

– Не извиняйся. Ты делала все, чтобы выжить. Тогда самым важным было подумать о Хейли. Собственно, как и сейчас. – Шарп тщательно подбирал каждое слово, а в груди меж тем расходилась горькая тоска. У них с Элизой было общее прошлое, где на их долю выпали такие эмоции, о которых знали только они, и лишь они могли их понять. Увы, не все эти чувства были здравыми, но со всем, что осталось между ним и Элизой, можно было разобраться позже. На сегодня главное – Хейли. Он отпустил ее руку и отошел в сторону.

– Хочу сделать кофе, – сообщила Элиза и направилась в заднюю часть дома.

Шарп последовал за ней и очутился в просторном помещении. Посередине него, отделяя гостиную от кухонной зоны, возвышался островок – кремовая гранитная глыба размером с вместительный джип. Напольное покрытие было выполнено из темного дерева, а вид из окон открывался поистине прекрасный.

Посреди гостиной стояла Хейли, и вид у нее был потерянный.

Шарп не был уверен, что сможет утешить ее лучше Элизы, и отвернулся к стеклянной стене, которая была обращена к оврагу позади дома. Небольшой участок травы внизу был огорожен тем же железным забором, в самом дальнем конце которого находилась калитка, запертая на велосипедный замок, а за ней, уходя вдаль, вилась пешая тропа.

– Почему ты решила поселиться в лесу?

– Ужасно устала от города. – Элиза зачерпнула молотый кофе рожком кофемашины. – Я люблю чистый воздух и тишину. Поначалу, живя здесь, на отшибе, я чувствовала себя немного не в своей тарелке, но этот дом строили с учетом всех требований безопасности, к тому же я установила новую систему сигнализации, так что теперь могу сполна наслаждаться одиночеством.

– Ты любишь быть одна? – спросил Шарп.

– Даже очень, – кивнула Элиза. – Мне до Нью-Йорка всего несколько часов, и, кстати, я обожаю путешествовать, но дом у меня теперь здесь.

Она бросила обеспокоенный взгляд на дочь:

– Хейли, я хочу приготовить ужин. Макароны с сыром?

– Хорошо. – Хейли даже не пошевелилась.

Элиза запустила кофемашину и открыла холодильник.

Хейли приподняла ногу и стала разглядывать черный экран электронного устройства, привязанного ремнем к ее лодыжке:

– Он тяжелее, чем я думала.

– Тот, кто называет это браслетом, точно никогда его не носил, – сказал Шарп.

В ответ на это Хейли заморгала, будто внезапно очнулась от летаргического сна, и перед мысленным взором Шарпа возник образ улыбающегося младенца, то агукающего, то кричащего, и совершенно не понимающего, что люди, собравшиеся вокруг, пришли оплакать смерть его отца.

– Кофе хочешь? – Голос Элизы вырвал его из плена воспоминаний.

– Нет, спасибо. – Шарп стряхнул с себя остатки меланхолии: нельзя так выпадать из реальности. Он обещал Теду присмотреть за его семьей, и сколько бы ни минуло лет, данное им слово ничуть не обесценилось.

– Зеленого чая у тебя не найдется?

– Найдется. Хейли его как раз любит. – Элиза поставила на плиту чайник, потом достала из морозилки лоток из фольги и отправила его в духовку. – Солнышко, тебе налить?

Похоже, разговор вывел Хейли из оцепенения. Элиза жестом предложила ей сесть на один из барных стульев у кухонного островка:

– Может, тебе выпить «Гаторэйд»[16]?

– Точно, – наморщила брови Хейли. – Я, похоже, совсем обезвожена. В тюрьме все никак не могла утолить жажду: краны висели слишком низко над раковиной, и вода оттуда еле текла.

Что же с ней будет в тюрьме, если она получит двадцатипятилетний срок? Едва Шарп подумал об огромном количестве вещественных доказательств против нее, в животе у него стало нехорошо.