В начале сентября он уехал на очередное собрание своих Генеральных штатов. На этот раз он отправился туда во всеоружии, проведя несколько недель в обществе Безансона и составляя документы, которые могли бы подтвердить, что он достиг совершеннолетия. Архиепископа он взял с собой, что меня вполне устраивало. Хотя я не стала рассказывать Филиппу о нашем конфликте в тот чудовищный день, Безансон и без того понял по моему виду, что ему стоит знать свое место. Узнав, что я снова жду ребенка, возражать он не стал.

Я осталась в своих уютных покоях вместе с маленькой Элеонорой, вынашивая дитя в своей утробе. Как и при первой беременности, меня недолго мучила тошнота, ставшая проклятием многих женщин, и вскоре мне надоело целый день сидеть взаперти. Повитухи пускали мне кровь и собирались вокруг миски, исследуя мои телесные жидкости. По их словам, все указывало на то, что у меня будет сын, и мне не повредит слегка нагружать себя, чтобы укрепить его здоровье.

Следуя их советам, я гуляла по галереям, выбирала ткани для моей родильной комнаты и проводила многие часы с любознательной малышкой Элеонорой. Я также написала своей сестре Каталине, которая недавно отпраздновала четырнадцатый день рождения, рассказав ей обо всех новостях и прося ответить. От нее пришло длинное письмо, удивившее меня зрелостью суждений. Она писала, что в Кастилии была страшная зима, но наш маленький племянник-инфант поправляется, а моя сестра Мария вышла замуж за овдовевшего Мануэля Португальского. Каталина также добавила, что вскоре должна отправиться в Англию и начала переписываться со своим женихом, принцем Артуром, – по ее мнению, благородным и искренним юношей, который, похоже, с нетерпением ждал встречи с ней.

Вспомнив свою тревогу, когда я узнала, что мне придется покинуть Испанию, я послала ей ободряющее письмо, приложив в качестве подарка золотой браслет.

«Будь смелой, mi pequeñita, – писала я. – Скоро ты поймешь, что быть женой – настоящее благословение».

* * *

В феврале 1500 года в Брюсселе, где мы остались после Нового года и где мне предстояло провести последние недели перед родами, неожиданно выпал ранний снег. Однажды меня разбудила Беатрис, сообщив, что Филипп возвращается после пятимесячных тяжких трудов в Генеральных штатах. За это время я получала от него письма с рассказами о том, как он приближается к признанию своей независимости. Невзирая на возражения доньи Аны, что в моем положении не стоит покидать покои, я поднялась с постели и хлопнула в ладоши, призывая сонных фрейлин:

– Принесите мои туалетные принадлежности. И новое платье с дополнительной вставкой.

Час спустя они отступили назад, позволив мне в полный рост взглянуть на себя в зеркало.

Я не верила глазам, восхищенно глядя на свои освеженные розовыми румянами щеки, слегка округлившиеся благодаря набранному весу. Глаза мои ярко блестели, вырез платья подчеркивал фигуру, корсаж приподнимал полные груди, юбка с вставкой на талии водоворотом падала к ногам. Вздохнув, я опустила руки к животу, почувствовав внезапный удар ножкой изнутри. Подойдя ко мне сзади, Беатрис застегнула на моей шее рубиновую подвеску.

– Вы никогда еще не выглядели прекраснее, ваше высочество.

Я молча кивнула. О течении времени я задумывалась редко, но где-то между рождением Элеоноры и этой беременностью я окончательно избавилась от подростковой угловатости. Долговязую инфанту, беспокоившуюся из-за собственного роста, сменила очаровательная женщина – и такой мне предстояло оставаться до конца жизни.

– Правда? – Я повернулась. – В самом деле я прекрасна?

– Да, – подтвердила Беатрис.

Фрейлины кивнули. Донья Ана хмыкнула.

– Думаешь, он захочет меня видеть такой? Такой… пузатой?

– Разве его высочество не мужчина? – Беатрис рассмеялась. – Любой мужчина хотел бы видеть свою жену беременной. – Она протянула руку. – Идемте. Он ждет вас в зале.

Большой зал освещали канделябры. Под раскрашенными карнизами собирался дым. Неубранные столы отодвинули, чтобы освободить место для танцев. У стен стояли бочки с вином – свидетельство предвкушаемой охоты с гончими по случаю прибытия эрцгерцога.

Я остановилась наверху лестницы. Играла громкая музыка, барабанный бой перемежался мелодичным звоном струн. Посреди зала танцевали пары. Глядя на смеющуюся женщину, которую партнер целовал в шею, я услышала голос доньи Аны:

– Даже не смей спускаться в твоем положении. Тебе уже нельзя никуда выходить. Ты беременная женщина.

– А также жена, которая желает увидеть своего мужа. Если вам не нравится, можете вернуться в мои покои.

Ответа я ждать не стала: донья Ана прекрасно знала, что не стоит пытаться мне возражать. Подобрав юбки и прямо держа спину, я спустилась по лестнице, не сводя взгляда с возвышения, где сидели Филипп, Безансон и еще несколько человек. Блюдо архиепископа было полно зажаренных тушек, с его толстых пальцев в перстнях капал соус. Не переставая жевать, он что-то кричал остальным участникам оживленной дискуссии. Филипп сидел, откинувшись на спинку трона и положив ноги на стол. Из-под расстегнутого камзола красной парчи виднелась льняная рубашка. В руке он держал кубок, но, несмотря на раскрасневшиеся щеки, выглядел вполне трезвым.

Внезапно какой-то из сидевших на возвышении мужчин вскочил на стол, широко раскинув руки, и под смех остальных начал что-то показывать, отчаянно жестикулируя. Но стоило ему обернуться и увидеть меня, как он тут же замер. Музыканты на галерее перестали играть. Наступила полная тишина. Танцующие расступились, перешептываясь и не сводя с меня взгляда. Даже Безансон, который обычно забывал обо всем, набивая свое брюхо, перестал запихивать в рот мозги под соусом и вытаращился на меня с отвисшей челюстью.

Я остановилась перед возвышением, чувствуя тяжесть похожего на шар живота. Филипп встал, поправил расстегнутый камзол и пригладил волосы. В его глазах мелькнул предательский огонек, знакомый мне с первых дней супружества по тем мгновениям, когда он, не в силах сдержаться, готов был утащить меня откуда угодно в ближайшую комнату. Но на этот раз страсть в его взгляде смешивалась с благоговейным трепетом, будто он не мог решить, пасть ли передо мной ниц или овладеть мною не сходя с места.

Филипп поднес мою руку к губам:

– Жена моя, ты знаешь, что только императрицы могут носить пурпурный бархат?

Сердце мое подпрыгнуло в груди.

– Ты?..

Он кивнул, и лицо его расплылось в широкой улыбке.

– Да. Перед тобой признанный принц Фландрии и официальный наследник Габсбургов. Мой отец наконец уступил. Генеральные штаты согласились с тем, что я достиг совершеннолетия и могу править своим государством без постороннего вмешательства.

Я шагнула ближе и прикоснулась животом к его промежности.

– В таком случае я самая счастливая будущая императрица в мире, – выдохнула я. – Но что еще важнее, я самая счастливая мать нашего будущего сына.