рода чуткость и многообразие и настаивать на унификации и постоянстве — без того учета обстоятельств, которое демонстрировал Павел. Фундаменталистам надо научиться прислушиваться к голосам исследователей, которые знают Писания не хуже или даже лучше, чем их собственные гуру, и которые могут видеть как тени, так и свез, как единство, так и многообразие в писаниях Нового Завета. б) Фундаментализм стремится поделить все на черное и белое. У него есть сильнейшее, даже болезненное, стремление к определенности. Ему нужна полная определенность в том, во что он верит. Именно поэтому он настаивает на четких формулировках и на конкретных ритуалах, дающих столь желанную определенность. Типичный аргумент, который работает также для первой характеристики (а), состоит в том, что если мы не уверены в одном из положений веры, то не можем быть уверены и ни в каком другом положении веры. Определенность служит цементом, который скрепляет все здание веры и удерживает его от разрушения. Значит, необходимость определенности сама становится одним из фундаментальных принципов веры, который должен быть сохранен любой ценой.

И здесь совершено необходимо, чтобы громко и ясно прозвучали более мудрые голоса тех, кто, будучи лучше осведомлен о христианской традиции, предупреждает о невозможности достижения полной определенности. Особенно в формулировках. Слова представляют собой довольно несовершенный способ коммуникации и передачи смысла. Это происходит из-за того, что отдельные слова для разных людей обозначают несколько разные (а иногда и очень разные) вещи. При любой коммуникации и восприятии речи процесс улавливания смысла требует элемента интерпретации. Тот, кто имеет представление о проблеме перевода с одного языка на другой, очень хорошо понимает, что совершенного перевода не бывает.

А если речь идет о Боге и делах Бога, то каким образом человеческий язык может быть адекватен для передачи смысла? Исследователи напоминают нам о том, что в большинстве описаний Бога и его деяний имеются эвристические элементы. То есть использованный в этих описаниях язык указывает нам на что-то, относящееся к Богу, однако совершенно невозможно дать адекватное описание этого. Например, отцы церкви отличают вечное «рождение» Сына от «исхождения» Духа, но не потому, что знают значения этих терминов в применении к божественной реальности. Они понимают, что есть разница, которую надо учитывать, но сами по себе эти слова представляют собой лишь знаки, указывающие на факт различности, хотя и невозможно объяснить, в чем же состоит это различие. Очевидно, что невозможно достичь полной определенности в словесном определении фундаментальных принципов христианской веры.

Должно ли нас это беспокоить? Действительно ли «определенность» и «вера» тесно связаны? Павел напоминает нам, что «мы ходим верою, а не видением» (2 Кор 5:7) Дело в том, что понятие «определенность» относится к другой «языковой игре», чем понятие «вера». Определенность — термин, существующий и имеющий смысл в искусственном мире математики. Когда количество переменных мало, то можно достичь подлинно «определенного» результата — QED{8}. А «вера» относится к языку отношений. Ее партнеры — доверие и обещание. В нашей повседневной жизни употребление понятия «определенность» имеет мало смысла — едим ли мы мясо, переходим ли дорогу или вступаем в брак. Но вера и доверие — это то, что дает нам возможность жить. Община, делающая своим лозунгом «определенность», весьма отлична от общины, где главное слово — «вера». Я убежден в том, что последнее гораздо лучше описывает отношения общины с Иисусом, чем первое. Общины, созданные Павлом, основывались на доверии. в) По мере того, как фундаментализм продолжает свое скольжение по наклонной, ситуация принимает угрожающий характер. Типичной для современного фундаментализма во всех основных монотеистических религиях (иудаизм, христианство, ислам) является убежденность в том, что только их собственные фундаментальные принципы истинны. Все, кто не согласен с ними, ошибаются. Для фундаментализма то, что «я прав», автоматически означает «ты неправ, если не согласен со мной». Фундаменталисты изначально не допускают того, что могут существовать разные способы выражения одной и той же по сути, но очень сложной истины. Поскольку их вера зависит от определенности того, во что они верят, любая альтернативная или иная вера рассматривается ими как угроза определенности. Иными словами, тенденция фундаментализма заключается в составлении монолитных блоков веры, соединенных между собой положениями, имеющими ту самую определенность. При этом отрицаются альтернативные формулы веры, лаже внутри одной религии, даже если они исходят из тех же самых фундаментальных принципов

Но настоящий ужас начинается, когда фундаментализм продолжает развивать свою логику (одно из проклятий фундаментализма — привычка полагаться на жесткую логику). Это происходит, когда альтернативная или отличная точка зрения воспринимается как угроза вере (вере — в негибком понимании), когда альтернативная или иная формулировка расценивается как ересь, когда сооружение стены вокруг фундаментальных принципов, призванное защитить определенность положений веры, логически вырастает в требование беспрекословного подчинения со стороны более широкого общества и в оправдание жестокого подавления других альтернатив.

Таков фундаментализм афганских талибов. Но и многие иудейские фундаменталисты в глубине их сердец хотели бы восстановить теократическое государство с центром в Иерусалиме, а многие христианские фундаменталисты мечтали бы установить что-то вроде пуританского сообщества. Не забудем еще о фундаментализме инквизиции и о ее кострах!

Я хочу подчеркнуть, что для того, чтобы избежать фатальных тенденций христианского фундаментализма, необходимо хорошее знание ключевых текстов Библии, а также истории христианства. Углубленное знание текстов в их историческом контексте покажет, что сами Иисус и Павел были против подобных фундаменталистских тенденций. Лучшее знание христианской истории напомнит нам о том, как часто христиане прошлых веков вступали на эту скользкую дорожку — с последствиями, которые в наши дни могут вызвать только отвращение. Именно на исследователей ложится задача разъяснения широким кругам церкви характера «новозаветного христианства» и уроков, которые мы можем извлечь из истории.

Все эти мысли я выразил в своем Новом взгляде на Иисуса. Это — попытка показать, что в должной мере критичная и смиренная наука, стремящаяся осознать характер жизни и миссии Иисуса, а также силу оказанного им воздействия, действительно может это сделать. Она может преодолеть ошибочные и вводящие в заблуждение попытки сбросить со счетов ту веру, которую сам Иисус заронил в своих учеников. Она может указать на опасность понимания традиции Иисуса и ее развития исключительно в терминах письменной культуры, которая существовала лишь в последние пятьсот лет. Наука может подчеркнуть важность того, что традиция Иисуса развивалась в обществе с устной передачей информации. Она может дать ясное и исторически корректное представление о характере жизни и миссии Иисуса. При этом она может быть самокритичной в том, что касается истории исследований, она может предупредить нас о «слепых пятнах» в истории