Впервые с момента, когда он согласился с доводами Светланы и согласился уехать из Ленинграда в деревню, Игнат сумел самостоятельно принять какое-никакое, но, несомненно, важное и правильное решение. И осознание того, что, несмотря ни на что, оказывается, он еще хоть на что-то способен, сразу же придало ему сил, из каких-то скрытых резервов подзарядило энергией, достаточной для того, чтобы сходить в баню, почистить зубы, побриться, постричь на ногах кошмарные ногти и вышвырнуть в помойную яму стоявшие колом носки.

В тот вечер Игнат почувствовал себя настолько уверенно и спокойно, как еще не бывало за всё время его «отдыха» в деревне. Он даже сумел убедить себя в том, что причиной измучившего его маниакально-депрессивного психоза, являются вовсе не грузин и Тамара, а обычное психическое расстройство, от которого легко можно вылечиться процедурами и таблетками, проведя недели две в местной больнице. А может, даже удастся избежать крайних мер и пройти курс лечения в амбулаторном режиме — просто продолжая жить у родителей Светы, каждый день ездить в поселок к врачу. И вообще, может, кризис уже миновал, и теперь каждый следующий день вместо того, чтобы нагружать всё сильнее и сильнее больную головушку, станет наоборот приносить всё большее облегчение. Вплоть до полного излечения.

За ужином Игнат сообщил Анне Ивановне:

— Хочу сходить завтра в больницу.

— Что такое? — насторожилась хозяйка. — Плохо чувствуете себя, Игнат Анатольевич? Может, какую таблетку…

— Разве вы не заметили, — перебил Светину маму Игнат и впервые за три месяца сумел улыбнуться, — что плохо чувствую я себя постоянно. И никаких пилюль против этого вы мне не найдете. Здесь нужна консультация специалиста. Вот и хочу побеседовать с психиатром. Где он у вас принимает?

…На следующее утро, прихватив с собой пакет с минимумом вещей первой необходимости на тот случай, если его сразу положат в больницу, Игнат пешком отправился в Неблочи. «Опель Аскона» остался в Капранове по той же причине: а вдруг придется сразу после беседы с врачом переправляться в стационар? Так не бросать же машину в первом попавшемся месте. К тому же, еще неизвестно, сколько бы пришлось провозиться с этой коррозией, прежде чем удалось бы ее завести после того, как в течение двух с лишним месяцев к ней даже не приближался.

Ведренное теплое утро, предвещающее погожий денек, как нельзя лучше располагало к пешей прогулке. Депрессия, как отступила еще вчера вечером, так больше и не возвращалась. Постоянное напряжение и ощущение безысходности, изводившие Игната на протяжении трех месяцев, убоявшись, наверное, визита к врачу, вдруг испарились, не оставив за собой и следа. Мрачные думы о неизбежности встречи с грузином и неприятностей от Тамары сменились радостной мыслью о том, что всё-таки правду говорят, что время лечит, и теперь можно смело возвращаться домой, где Светлана сумела организовать какое-то предприятие, обещающее приносить хороший доход, и ей теперь не обойтись без помощи мужа. Во всяком случае, в нескольких последних письмах она давала понять, что всё обстоит именно так — даже лучше, чем ожидала. Тепленькое местечко в мэрии — ей; беспроигрышное и доходное дело — Игнату. Надо лишь не лениться, и деньги тогда польются рекой.

Неспешно шагая по узкой тропинке, протоптанной вдоль обочины грунтовой дороги, Игнат буквально млел от ощущения умиротворенности. Достигнув поселка, он уже твердо решил, что ни о каком стационаре не может быть речи. Просто побеседует с доктором, тот на первое время назначит ему курс лечения, а уж возвратившись из этой глуши в цивилизованный Пушкин, он, Игнат, займется всерьез поправкой своих расшалившихся нервов. Обязательно надо будет сходить на прием к тому психиатру, которого Свете порекомендовал Руневич. Всё хорошо — лучше не пожелаешь!

Если не брать в расчет того, что на массивной, обитой жестью двери, возле которой криво болталась облупленная по углам табличка «Психоневрологический диспансер», был навешен огромный амбарный замок. И никаких других дверей в обозримом пространстве не наблюдалось. Так же как и расписания приема врачей. Только «Психоневрологический диспансер».

Который, четко следуя указаниям Анны Ивановны, Игнат нашел сразу, не проплутав в районе местной больницы ни одного лишнего метра.

Попасть в который в ближайшее время не представлялось возможным.

И ничего другого не оставалось, как отправляться на поиски справочного бюро.

А потом возвращаться в Капраново, выяснив в справочной, что психиатр в районе только один, сейчас он на больничном и при благоприятном стечении обстоятельств записаться к нему на прием можно будет не раньше, чем через неделю.

«Через неделю я, наверное, уже буду в Пушкине, — не особо расстроился Игнат. — И вообще, сдался мне этот неблочский мозгоправ? Дома пусть лучше потрачусь на гонорар, но зато покажусь конкретному специалисту. Да и вообще, неизвестно, придется ли кому-нибудь показываться. Вроде, мои дела и без врачей сами собой пошли на поправку».

Возвращаться в тоскливое обезлюдевшее Капраново не хотелось. Помахивая пакетом с собранными для больницы пожитками, Игнат неторопливо добрел до вокзала, почитал расписание поездов, поглазел на девчонок, кучковавшихся на автобусной остановке, дождался, когда они сядут в подъехавший желтенький «пазик», и решил заглянуть в попавшийся на глаза магазин, посмотреть, чем торгуют сейчас на селе; насколько местный ассортимент отличается от городского.

Из магазина Игнат вышел минут через двадцать, добавив к вещичкам в пакете бутылку «Пшеничной», пластмассовый стаканчик и кружок краковской колбасы на закуску. Прежде чем купить водку, он долго топтался возле прилавка, разрываемый между (с одной стороны) страстным желанием по пути домой устроить скромный «пикник на обочине», беззаботно выпить, погреться на солнышке и помечтать о том, как всё будет теперь хорошо, и (с другой стороны) боязнью того, что, как это раньше бывало не раз, вполне безобидная выпивка послужит толчком к началу вовсе небезобидного запоя и еще не известно, как может сказаться на расшатанной за три месяца психике.

«А вдруг всё вернется на круги своя? Опять меня возьмут в оборот страхи и ощущение безысходности? Снова, как струны, натянутся нервы? С пальцев ног до макушки скует напряжение? И это как раз в тот момент, когда болезнь, вроде бы, начала отступать, и я наконец испытал долгожданное облегчение!

Всё это облегчение растворится в какой-то паршивой бутылке водяры!..

И всё же насколько неодолимым было желание выпить!1 !

…А, ладно, — всё-таки не нашел в себе сил перебороть порочную страсть Игнат и достал из кармана бумажник. — У меня еще есть время подумать. Никогда не поздно по дороге домой просто вышвырнуть эту бутылку в кусты. Или разбить о какой-нибудь камень. И пропади она пропадом! Удавалось не брать ни капли в рот на протяжении всего лета, так почему бы не жить так и дальше! Сколько уже из-за этого клятого пьянства претерпел неприятностей!

Надоело! Устал!»

Оттеснив в сторону мыльницу, бутылка «Пшеничной» уверенно утвердилась в пакете между халатом и полотенцем.