В XVI веке на Руси происходила борьба между древними родовыми устоями, пронизывавшими всю жизнь общества, и государственным интересом, тяготевшим не к роду, а к службе. Начало служилое, намертво прикрепленное к монарху, его милостям и опалам, его высоким помыслам и ничтожным капризам, худо согласовывалось со старинным дружинным бытом, жившим в крови нашей знати. Государи московские желали править единодержавно, возвышаясь над обществом, подчиняясь одним лишь заповедям Христовой веры, но не каким-нибудь обязательствам законодательного или семейного свойства.

Жизнь Московской Руси, постепенно собиравшей из крошева малых княжеств и вечевых республик великое царство, была пестра, сложна. Великий князь Московский подчинялся многим древним обычаям. Землей своею он владел вместе с родом, с семейством. Ближайшая родня его имела широкие права на полусамостоятельный политический быт в своих уделах, являвшихся отдельными частями громадной «семейной вотчины». Удельный мятеж мог свалить великого князя с престола или, во всяком случае, крепко испортить его планы. Очень медленно, очень трудно умирало представление о коллективном, «семейном» правлении землей. Чудо, что Московское княжество не развалилось на отдельные государственные образования!

Бояре при дворе великого князя когда-то назывались «старшей дружиной» и могли покидать своего князя, если видели, как оставила «вождя воинов» удача, как утратил он искусство побеждать врагов. Осознав слабость правителя, дружинники принимались оглядываться в поисках нового вождя, отмеченного счастьем и высоким воинским умением. А когда переходили к нему, то ничуть не стеснялись долгом в отношении прежнего господаря. И боярские семейства XV–XVI веков отлично помнили древнее свое право: уйти в другую «дружину», если потребуется. Спорный вопрос заключался лишь в том, кому достанутся земли, с которых боярин служил предыдущему князю. Но если право на них отстоять не удастся, то на худой конец. новый правитель пожалует что-либо взамен. Так мыслили потомки «старшей дружины» при дворе Дмитрия Донского, Василия Темного, Ивана Великого. Дружинное мировидение это перешло, хотя бы отчасти, и в эпоху Ивана Грозного.

Ну а князья, оказывавшиеся при дворе московских монархов, очень хорошо помнили: Русь – коллективное владение огромного, разветвившегося рода Рюрика. За исключением западных ее областей: там – «вотчина» огромного, разветвившегося рода Гедимина. И как потомки Рюрика или Гедимина, все они имели древнее право на частицу этих владений. Малую ли, большую ли, но – принадлежащую именно по праву крови, по праву рождения. Многие княжеские рода, ко временам Ивана Грозного утратившие роль самостоятельных правителей, еще в XV веке правили в богатых уделах, а то и больших независимых княжествах. О XIV веке и говорить нечего – те же Шуйские, например, происходили от суздальско-нижегородских князей, создавших колоссальную державу и даже отбиравших время от времени у Москвы великое княжение Владимирское! Никто ничего не забыл. Как предки водили в бой собственные армии, сами решали вопросы дипломатии, чеканили свою монету, издавали новые законы для подвластных им земель.

А Ванька московский пришел и все забрал!

О, как хорошо, кабы вернулась благословенная старина.

Но благословенная старина сменилась реальностью Московского государства. И монархи всея Руси крутенько обходились со своей родней. Власть над землей они с боем, с натугою, а все же забрали у рода Калитичей в целом и присвоили себе. В боярах больше не видели они вольных дружинников, но лишь служильцев своих. Противны были им вздохи «княжат» о прежней вольности. Зато на землях громадного Московского государства нечасто лютовали татары, границы его оказались под надежной охраной от злых пришельцев, а кровавые междоусобия, раньше происходившие столь часто, ушли в прошлое.

Какую пришлось заплатить за это цену?

Вся древняя знать, сильные люди, по жилам которых бежала кровь государей и слуг их, великих воинов, оказалась в утеснении.

Какая доля ей оставалась?

Бороться за то, чтобы «право крови», «право рода» принесло ей иные блага. Ушло «семейное правление» землей? Ушла возможность быть самостоятельными державцами? Ушла возможность «дружинного перехода»? Так пусть же великий государь Московский навеки закрепит право на большие чины и высокие должности у трона своего – за теми, кто все это потерял!

И государи московские какое-то время признавали: да, древняя аристократия на многое имеет привилегию. А не признали бы, так пришлось бы кроить и перешивать державу после страшных мятежей, которые, надо полагать, устрашающей волной прокатились бы по всей России. Новый порядок медленно, очень медленно перемалывал старые обычаи. Порою он отступал – как в малолетство Ивана IV, – но впоследствии так или иначе восстанавливался. Удельная, дружинная старина отступала.

В державной Москве, объединительнице Руси, появились целые фамилии Ярославских, Суздальских (Шуйских), Ростовских, Воротынских, Мстиславских и других пришлых князей – как Рюриковичей, так и Гедиминовичей. Помимо титулованной знати к новой русской столице стекалась и нетитулованная: боярство тверское, рязанское, владимирское.

Между тем на Москве уже обосновалось множество старинных родов собственного боярства. Они служили здешней династии на протяжении полутора, а то и двух веков. Вместе с ними на высокое положение претендовала родня великого князя – его братья, племянники, дядья, занимавшие богатые удельные престолы на землях Московского княжества.

В итоге Москва оказалась до отказа наполненной высокородными аристократами – как своими, так и явившимися с разных концов страны.

Сила многочисленных князей и бояр, пришедших на московскую службу, поддерживалась богатым землевладением. Для XVI века совсем не редкость, когда человек княжеского и даже боярского рода владеет городом или несколькими городами. А уж частновладельческая область, состоящая из множества богатых сел, – дело почти рядовое.

Все это шумное, горделивое, воинственное собрание людей богатых, знатных, владеющих навыками войны и правления следовало не только рационально использовать на благо страны, но также удерживать от двух крайне опасных действий. Во-первых, от интриг и заговоров против самого государя Московского. Во-вторых, от междоусобных конфликтов. Последние могли обойтись чрезвычайно дорого.

Столкновение между аристократами, которые имели возможность поставить в строй по нескольку десятков, а то и сотен хорошо вооруженных бойцов, представляет собой миниатюрную войну. А если они начнут сбиваться в коалиции, то из миниатюрной война быстро перейдет в полномасштабную.

Великие князья Московские располагали целым набором способов, как избавиться от подобных опасностей. Они могли просто-напросто использовать вооруженную силу. Но предпочитали более тонкий подход.

А именно – всеобъемлющую систему «гарантий». Система местничества и представляет собой, по сути, именно систему «гарантий». Это своего рода гениальное социальное изобретение, возникшее на национальной почве.

Всякий знатный род, заняв когда-то высокое положение при дворе государя Московского, послужив ему на войне или в мирном управлении, мог рассчитывать на столь же высокие назначения в будущем. Такова глубинная сущность местничества: 70–90 родов, добившихся высокого положения в конце XV – первой половине XVI века, закрепляли за собой этот статус на много поколений вперед. Время шло, а им по-прежнему давали солидные должности, их жаловали землями, они находились, как тогда говорили, «у государя в приближении».