Чуть позже Михаил вошел в подземный грот, освещенный множеством свечей — ромеи и лангобарды, одинаково чтившие Архистратига, регулярно присылали в базилику дары, среди которых имелось немало и воска. Отблески огней отражались от воды в священном колодце, наполняя грот множеством причудливых теней — и среди них особенно выделялось изображение Архангела, высеченное на стене. Своим мечом Михаил поражал извивающегося Дракона-Сатану, в то время как другие ангелы, справа и слева от него, сражали крылатых и рогатых демонов, метавшихся вокруг дьявола. Император глубоко вздохнув, встал на колени и, опустив голову, обратился с молитвой.

— Архистратиг Михаил, слуга незримого Отца, собеседник Распятого Сына, правящий всеми и у престола Господа стоящий по достоинству, — услышь голос Михаила, смиренного раба Божьего. Как ты поразил Врага, восставшего на престол небес, так и мне дай же силу в том, чтобы разить язычников и еретиков, вдохни крепость в мою руку чтобы могла она, как и прежде, убивать нечестивцев, где бы они не были. И, — он запнулся, — не суди строго моих воинов за...все сегодняшнее. Они верные слуги Христа и не раз доказывали это на поле брани, но от старых привычек не так то просто отказаться. Ты же сам воин — прояви же и к ним снисхождение.

Сильный порыв обдал его лицо — и Михаил удивленно поднял глаза, недоумевая откуда взяться ветру в этой пещере, но тут же застыл, объятый благоговением, когда понял, что то был не ветер, но взмах огромных крыл. Разом погасли все свечи, но при этом в гроте было светло как днем — и свет тот исходил от сияющего силуэта, представшего перед Михаилом. Небесный юноша, в длинной тунике и с окровавленной повязкой на груди, держал длинный меч, сиявший так сильно, что становилось больно глазам. Этим мечом, — поразительно схожим с мечами германцев этерии, — крылатый воин поражал врага: не дракона, но свирепого черного быка, со множеством ран, истекавших кровью. Видение держалось всего миг — но его появления оказалось достаточно, чтобы душа императора преисполнилась всяческого почтения. Упав лицом ниц он вознес самую искреннюю молитву, из всех, что когда-либо произносили его уста. Закончив, он почти бегом устремился наружу, чтобы поделиться своим видением великого чуда.

— И да, я не вижу более достойного правителя для Италии, чем император Рима.

Трапезная в Латеранском дворце была убрана с необычайной роскошью — папа не скупился на украшение своей резиденции. Всюду висели роскошные ковры, меж которых просматривалась искусная мозаика, покрывшая стены. Посреди трапезной возвышался большой стол, уставленный золотой и серебряной утварью. Здесь могло поместиться с сотню человек, но сейчас лишь двое завтракали тут. Император Михаил остро заточенным ножом отхватывал огромные куски от зажаренного целиком барашка. Отдавал он должное и дичи на вертелах и нежнейшей морской рыбе, поданной с соком лимона и сочным оливкам и еще живым устрицам. Однако красное вино из золотого кубка он старался употреблять как можно умеренней — так же как и сидевший напротив императора понтифик. Папа Климент, — худощавый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и проницательными серыми глазами, облаченный в белую сутану, усыпанную драгоценными камнями, расписанную золотыми изображениями орлов, львов и единорогов, — вел неспешную беседу с венценосным гостем.

— Сам Господь указывает вам перстом, — мягко, но настойчиво говорил папа, — в вашем лице соединились император Рима с законным наследником короля лангобардов — сейчас нет никого ближе по крови к покойному Гримоальду, чем ваше величество.

— Так и есть, — кивнул Михаил, — я сам не раз думал, что в этом и есть моя судьба — воссоединить оба Рима под единой властью, как при кесаре Юстиниане.

— Можно сказать, что Адельхиз, своим вероломным нападением сам вынудил вас, — продолжал Климент, — погиб один из главных претендентов.

— Но есть же и второй? — напомнил Михаил, — этот, как его, Ульфар?

— Ульфар, да, — покачал головой Климент, — никто толком не знает, как умер король Гримоальд, но Ульфар, едва вернувшись в Италию сразу заявил о своих правах не престол. Но дело даже не в этом — а в том, что Ульфар не сможет оградить нас от шторма, что движется на нас с запада. И никто не сможет — кроме победителя при Кесарии.

— Италии угрожают войной? — спросил Михаил, — но кто?

— Правитель сарацин из Испании, — пояснил Климент, — тот, кого даже его собратья считают за величайшего богохульника. На днях мне прислали от него такое письмо.

С этими словами папа подал императору свиток.Басилевс развернул его и увидел небольшой текст написанный на арабском, греческом и латыни.

«Я Яхья ибн Йакуб, потомок Мухаммеда, духовный сын мукаррабуна Исрафила, возвысившийся естеством до Господа Миров, есть единственный законный владыка во всем мире. Покоритесь или умрите , ибо совсем скоро Я