Я всегда был уверен, что члены у этих кабанов закручены так же, как их хвосты. Может, ты не прочувствовала, когда крючконосый тебе вставил? Возможно, эта вещица поможет тебе получше все вспомнить?

Герр Маус заносит штопор позади девушки, она теряет сознание и падает на пол. Герр Маус отпускает ее шею, разглядывает мертвенно бледное лицо, прислушивается, дышит ли она. Довольно долгое время спустя девушка приходит в себя.

МАРИ-СОФИ (холодным безучастным голосом).

Да, он был как штопор, как свиной хвост, как бивень нарвала…

Герр Маус с отвращением отшвыривает от себя штопор. Девушке на мгновение становится легче.

Герр Маус, взглянув на нее, всхлипывает.

КАРЛ. Дитя мое! Материнское чрево – твое святейшее святилище – было осквернено, но ты этого не понимаешь! Как гласит Писание: «23 Остерегайтесь тех, кто, подстрекаемый плотскими побуждениями, обещает вам долю в Отце, ибо лжецы они и блудники, порождение змея Левиафана, родившего их на себе во тьме внешней. Вкусом похоти выбьют они глаза из душ ваших; вы не увидите, и невидимы будете».

Обезумев от страха, девушка пытается подняться на ноги, но герр Маус вдавливает меж ее лопаток сжатый кулак и наваливается на нее всем своим весом.

КАРЛ. Но не отчаивайся, ибо тронутые нечистым могут спастись.

Герр Маус свободной рукой расстегивает свои штаны.

КАРЛ. Если выступит вперед праведник и коснется тех, что с ослепленной душой, и тем же манером, что осквернитель их, но со словом Божьим на устах, тогда сможет праведник этот направить око Господне на оскверненного, и всемогущий взор воздымет падшего грешника.

Герр Маус тяжко вздыхает и вытаскивает из ширинки свой пенис.

КАРЛ. Вот и явился тот, что готов пожертвовать собой ради тебя, дитя мое.

Свободной рукой герр Маус старается придать пенису твердости.

КАРЛ. Он, бедняжка, сам-то безгласый, так что я должен прочитать его молитву за него. (С прерывающимся дыханием) Отче наш, сущий на небесах…

Герр Маус прикладывает пенис к сухим половым губам девушки.

КАРЛ. …да святится имя Твое…

Он на мгновение замирает и, опустив голову, ласково обращается к пенису.

КАРЛ. Ну уж нет! Будь я проклят, если замараю тебя излияниями этого кабана.

Герр Маус поднимает пенис на дюйм выше и заталкивает его в девушку. Девушка кричит».

14

«Йон-угольщик кричит: «Пойдем! —

красотке Ли́лье скромной —

Уляжемся в постель вдвоем

в моей хибаре черной!»

Ты не получишь мой бутон,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Умру – землею станет он,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Но черный Йон ручищи трёт,

он Ли́лью заграбастал:

«Коль Йон захочет – Йон возьмёт!

И ты не пикнешь – баста!»

Ты не получишь мой бутон,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Умру – во тьме увянет он,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Девчонка, ланью обратясь,

бежит – аж ветер свищет.

Он, в пса-злодея превратясь,

вонзил в нее когтищи.

Ты не получишь мой бутон,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Умру – в могиле сгинет он,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Чернющий Йон в глухой лесок

спешит походкой шаткой,

а светлой лилии цветок

поблек в его охапке.

Ты не получишь мой бутон,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Умру – червей покормит он,

ла-ла ла-ла ла-ла.

Ла-ла ла-ла ла-ла, ла-ла ла-ла ла-ла. Мари-Софи, вцепившись в подол платья, крепко прижимала его к лону. Ей хотелось бежать, бежать, бежать отсюда, обратясь ланью. Карл уже поднялся на ноги, и, хотя она смотрела на него, прямо на него, как он стоял над ней с остекленевшим взглядом, стараясь натянуть спущенные на безволосые ноги окаянные свои штаны, она его не видела – ла-ла ла-ла ла-ла. Вместо него там расплывалось уродливое темное пятно. И, когда он с низким хрипотком принялся прокашливаться, она, не раздумывая дважды, рванула дверь и выскочила на лестницу. Он с ума сошел, если думает, что она захочет выслушивать его проклятый скулеж после того, как он ее изнасиловал.

Мари-Софи заспешила вниз по лестнице, стараясь на ходу поправить волосы, застегнуть кофточку, не оступиться и вытереть выступивший на шее пот, а из-за каждой двери ей вслед неслось бормотание: «Мы же тебе говорили, да-да, надо было нас слушать…»

Добежав до входной двери, она обернулась и крикнула бормотанию: «Почему же вы ничего не сделали?!» Бормочущий хор отступил от дверей и вернулся к своим прежним занятиям: один продолжил слушать речь по радио, другая занялась дожидавшимся на столе тестом, третий пошел добриваться – все вернулось в привычное русло.

В закутке внизу лестницы четверо детей увлеченно играли с мышью в конфетной коробке. Они переворачивали коробку так, что стена становилась полом, становилась стеной, становилась потолком, и сосредоточенно прислушивались, как зверек с жалобным писком скребется внутри. Крик Мари-Софи оторвал их от игры, и они изучающе уставились на нее.

Сдерживая слезы, Мари-Софи пыталась на ощупь у себя за спиной найти дверную ручку – ей не хотелось расплакаться на глазах у детей. Старшая, светловолосая девочка с темными бровями и заячьей губой, шагнула к Мари-Софи, протянув к ней руку: «Почему ты плачешь?»

Мари-Софи: «И вовсе я не плачу…»

Играющий с мышью шепелявый мальчик: «Нет, ты плачешь!»

Мари-Софи (с подступающими к горлу рыданиями): «Нет, не плачу!»

Шепелявый мальчик: «Плачешь! Моя сестра сказала, что ты плачешь!»

Мари-Софи заплакала.

Девочка, шикнув на мальчика, встала на цыпочки и погладила Мари-Софи по щеке: «Видишь? Тебе не следовало к нему заходить».

Ее тон был холоден, Мари-Софи узнала в нем голос старухи – той, что жила этажом ниже Карла. Она схватила девчонкину руку, скрутила ее и прошептала девчонке в ухо так, чтобы другие дети не услышали: «Твое время тоже придет!» И замахнулась свободной рукой: «А это передай от меня своей бабуле!»

Девочка остановила пощечину, прежде чем та ударилась о ее бледную щеку (чуть слышно): «Оно уже пришло…»

Мари-Софи невольно опустила руку: «Что?»

Но девочка, вырвавшись, уже отпрыгнула к своим товарищам по игре. Дети дружно показали языки и заскандировали: «Коль Йон захочет, Йон возьмет, ла-ла ла-ла ла-ла, коль Йон захочет, Йон возьмет, ла-ла ла-ла ла-ла!» Мышь в конфетной коробке исходила писком.

Споткнувшись