довольно близко. Они были слишком заняты своим разговором. Хотя… хотя это и разговором-то назвать было нельзя. В какой-то момент мне показалось, что я перестала дышать. Картина, которая складывалась у меня в голове, пока я слушала разговор Егора и… и его матери, получается?! — выглядела как совершенно невероятная. Немыслимая. Я не могла поверить, что так бывает — вот единственное отчетливое ощущение. А второе — я точно знала, чувствовала, что Егору сейчас плохо. Больно. Это явно слышалось в его голосе, виделось в его жестах, в напряженной позе. А какое у него сейчас лицо — мне и думать об этом было страшно. Тогда я была даже малодушно рада, что стою у него за спиной, чуть сбоку. А потом настал момент, когда я поняла, что могу помочь ему.

Это и привело нас туда, где мы оказались.

Я и в самом деле нужна ему. Но и он нужен мне. Пора в этом признаться. Я хочу его. Не в банальном физиологическом смысле — хотя и в нем тоже, иначе я не была бы сейчас в его ванной и не мылась бы его гелем для душа. Я хочу, чтобы мы стали ближе. Настолько, насколько это возможно.

И — да, главное все же это — что я нужна ему. И если в моих силах сделать так, чтобы ему перестало быть плохо и больно — я сделаю это.

Когда я, закутанная от подмышек до колен в огромное мягкое полотенце, все же немного робея, вышла из ванной, то обнаружила, что диван Егор и в самом деле разобрал. Застелил его постельным бельем. И сейчас стоял рядом с диваном, с перекинутым через плечо темно-синим близнецом того, что было сейчас обернуто вокруг моего тела.

— Знаешь, я сейчас быстро в душ схожу, — хрипло проговорил Егор. — А то я тоже… — он махнул рукой. — Я мигом, Лесь, буквально пару минут.

Быстро пройдя мимо меня, Егор скрылся в ванной. А я осталась стоять рядом с разобранным и застеленным диваном. В окно светило теплым предзакатным светом летнее солнце.

Господи, это все выглядело так… Так по бытовому. Так, будто мы с Егором давно вместе, и эта близость, что будет скоро между нами — дело привычное. Ни романтики, ни предвкушения, ни каких-то заигрываний и прихорашиваний — ничего, что предшествует первому разу.

А ведь девушкам к первому разу положено готовиться! А я сегодня, получается, не готовилась. И что? Ноги у меня, спасибо то ли матери, то ли природе, гладкие сами по себе, и проблема бритья не стоит. На зону бикини я разорилась у нас в больнице — там работает лазерный центр, и мне в нем сделали по договоренности очень бюджетно. И даже ресницы черные без туши. А разномастные трусы и лифчик я сняла с себя еще в ванной, так что Егор не спалит. Хотя он же сейчас в ванной…

При мысли о том, что Егор в ванной будет сличать мои трусы и лифчик на предмет комплектности, меня разобрал смех. Я прислушалась к шуму воды в ванной. И тут он стих. Ну вот. Скоро все и…

Я взялась за узел на полотенце, замерла — а потом решительно его развязала. Без романтики — так без романтики. Будет бытовуха по полной программе. Но когда щелкнул замок ванной, я все же шмыгнула под одеяло.

В комнате показался Егор, с затянутым вокруг талии темно-синим полотенцем. Черт…

Я же видела его без одежды. Даже вот без этого синего полотенца. Но только сейчас заметила, разглядела, какая у него отпадно красивая фигура. Плечи, грудь, пресс — все как положено. Там, где надо — рельефное, а в другом месте, где надо — плоское. И еще у него очень красивое тату на груди. И вообще он весь ужасно красивый — широкие плечи, рельеф мышц, слегка влажные взъерошенные волосы. И взгляд.

Егор подошел к дивану, и мы какое-то время смотрели друг другу в глаза. Молча. Пока взгляд наш не превратился в нечто тягучее, осязаемое и горячее. Я уже почти готова была откинуть в сторону одеяло, но Егор успел первым.

Нет, он не откинул одеяло.

Он развязал полотенце.

Что я там думала при первой встрече про «нелепо» и «волосато»? Каюсь, была неправа. Нет, по-прежнему волосато. Но отнюдь не нелепо. Вот вообще.

Впечатляюще — вот подходящее слово.

***

Я стоял перед Лесей ну чисто в позе профессионального эксгибициониста — только вместо плаща откинул полотенце. И какого-то хрена после своего эффектного оголения молчал и не делал ни одного движения. И Леся молчала.

Она смотрела. И от ее взгляда мое и без того приподнятое состояние только усугубилось. А потом она подняла взгляд. Я завис на том, как дернулась ее шея, когда Леся сглотнула. Зато этого мне хватило, чтобы сняться с ручника, опуститься на одно колено на диван и медленно потянуть в сторону одеяло.

Мне надо посмотреть. Очень надо.

Не посмотреть.

Любоваться.

Леся оказалась такой, что я даже зажмурился на мгновение. А потом распахнул глаза и смотрел. Грудь небольшая, но реально под ладонь. А ниже — узкая талия, длинные стройные ноги. А лучше всего — ее руки, которыми она притянула меня за шею к себе.

— Я еще не все рассмотрел, — попытался запротестовать я.

— Я никуда не ухожу. Успеешь. Поцелуй меня.

Я не дурак, чтобы с таким спорить.

Поцелуи как-то стремительно поползли вниз. Чем ниже я целовал Лесю, тем чаще она дышала, тем громче стонала.

А когда поцелуи спустились к самому стратегическому месту…

Лесю не пришлось уговаривать. С Лесей не пришлось ломать голову, а так же выворачивать пальцы и язык. С ней все оказалось так просто и понятно, будто мы делали с ней это много раз.

Просто, понятно и невероятно сладко. Так тягуче сладко, что быстрый и горячий всплеск ее наслаждения стал для меня неожиданностью.

Какая же ты быстрая и сладкая девочка, моя кудесница…

Впрочем, мне ли жаловаться? У самого уже голова кружилась. От того, что кровь вся устремилась к очень отдаленному от головы месту. Но ведь дело было совсем не в том, что у меня довольно давно не было девушки. Нет. У меня просто никогда не было такой девушки, вот и все. Первая в моей жизни кудесница.

Мне пришлось буквально заставить себя оторваться от Леси, чтобы взять со стола приготовленный презерватив. Она еще остаточно так мягко подрагивала, что руки от нее отлепить было совершенно невозможно. Но я смог.