– Нет, – простонал Дима.

– Хорошо, – дрогнувшим голосом отозвалась Аня.

Она опять плакала. Тихо, стараясь не привлечь внимания.

Прошло десять минут. Быть может, больше. Максим медлил.

– Ещё пять минут, и уходим.

– Нет… – не успокаивался Дима.

– Мы должны. Димочка, послушай. Скоро всё закончится. – Влажный шёпот Ани вызвал у Максима новый приступ злости.

Сейчас он был готов на всё, только бы защитить Аню. Отдать себя на растерзание, на любые пытки, убивать самому – что угодно, только бы Аня не оказалась опять на столе, связанная, беспомощная, дрожащая, целиком отданная во власть безумного Сальникова.

– Нет… Я не смогу. Аня… Я останусь тут. Спрячусь в шкаф, под кровать, где угодно, но я больше…

– Тихо! – Максим отвернулся от окна. Приоткрыл рот, чтобы не оглушать себя своим же дыханием.

В доме отчётливо хлопнула дверь.

Голос.

Два голоса.

Быстрые шаги по каменному полу.

Говорили громко, но пока неразборчиво.

Ещё несколько мгновений, и Максим уже не сомневался, что один из голосов принадлежал Сальникову.

Он был здесь.

Аня тоже узнала его – теперь дышала прерывисто, глотая слёзы, обхватив перевязанную руку.

Максим отбежал от окна. Удивился, до чего беззвучны его шаги. Приблизился к двери. В руках – изогнутые портновские ножницы. Большие прорезиненные кольца ручек, матовая кованая сталь. Даже не заметил, когда и где взял их. Задумался об этом, а в следующее мгновение уже стоял возле двери с занесённой рукой.

От зашторенного окна его отделяла бездонная пропасть. Он шёл сюда целую вечность, а сейчас не мог вспомнить ни одного из сделанных шагов. Боль в голове усилилась и в то же время отдалилась, стала полой. Беззвучные удары колокола под пустым куполом – ничего, кроме глубинной вибрации. Не мог надышаться. Делал долгие натужные вдохи. А потом дверь в комнату скрипнула и подалась вперёд.

– Ты это к чему?

– Просто вспомнила. Или вот ещё. Когда Валмики заболел в одном из своих перерождений, это из «Рамаяны», за ним ухаживала жена. Она ему ставила компрессы, меняла бельё, кормила его с ложечки. А он от болезни так озверел, что откусил ей мизинец. И мизинец застрял у него в горле, и он умер.

– Жуть какая-то.

– Ага. Жуть.

– Знаешь, если бы этот Шахбан подавился моим мизинцем, я бы не возражала. Хотя, наверное, это жестоко.

– Да нет, нормально. И да, было бы неплохо. Но хорошо, что мизинец у тебя на месте. Хоть и сломан.

– Это точно. А тебе… тебе нравятся такие мифы?

– Ну да. Они тут вообще странные. Поначалу непривычно, а потом ничего, привыкаешь. Знаешь, они обязательно заканчиваются хорошо. Это такой закон – твёрдый, как склоны Кайлáса, на котором сидит Шива. Но пока герои доберутся до своего хеппи-энда, они, конечно, через всякое проходят. В общем, если нет песен, танцев, свадьбы или просто обретённой мудрости, значит, миф ещё не закончился.

– Жаль, что мы живём не в мифе.

– Это правда… А вообще они классные. Там, если начнёшь разбираться, с ума сойдёшь. И мизинец – ерунда. Не твой, конечно. Мизинец Валмики.

– Точнее, его жены.

– Ну да. Главное, не задумываться о сюжете. Вот миф про царя Шикхидхваджу из «Йогаваси́штхи».

– Господи, как ты это выговариваешь?

– Не знаю… Много раз читала. Это один из моих любимых. Но если просто пересказать, там полная околесица. Пересказать?

– Давай.

– Значит, смотри. «Ты следовала своей склонности и сама в ответе за то, что сделала, меня это не касается». Это слова Шикхидхваджи. Он это сказал своей жене, Чудале, после того как она пришла к нему в образе Маданики и уже в этом образе вновь вышла за него замуж. То есть Шикхидхваджа изменил жене с ней самой. А потом уже Маданика, то есть Чудала, привела в дом любовника, которого, опять же, сама сотворила, и тут же изменила с ним мужу в его же присутствии. Получается, они оба изменили друг другу, но при этом, кроме них двоих, в спальне никого никогда не было. Они всегда были вдвоём, просто в разных воплощениях.

– Прекрасно…

– А вот миф из «Махабхáраты». Добрый царь Харишчандра однажды охотился на кабана и так увлёкся охотой, что заблудился в лесу. И набрёл в этом лесу на одинокую хижину, где жил старик-отшельник. Старик накормил царя, обогрел и разрешил ему переждать ночь. Наутро царь спросил, как ему отблагодарить отшельника. Тот ответил, что уже стар и не знает, чего просить. Тогда царь простодушно заявил: «Проси чего хочешь!» Старик оживился и немедленно потребовал отдать ему царство, подданных и богатство. И что в итоге? Харишчандра не смог пойти против своего слова. Отдал всё старику! Сам был вынужден продать жену, сына, а под конец и самого себя продал в чандалы – стал неприкасаемым сжигателем трупов. Вот такой царь.

– Тут вроде всё понятно. Но да, странно.

– Или вот овдовевшая Каннахи из «Шилаппадикарамы». Она проклинала убийц мужа, а потом сдёрнула с себя платье, оторвала себе левую грудь и швырнула её в небо. И так хорошо её швырнула, что пробудила бога огня. А он, проснувшись, обрушил гнев на столицу Пандьи, сжёг её и так отомстил за мужа Каннахи… Прости, я увлеклась, – Зои неловко улыбнулась. Кажется, могла продолжать в таком духе бесконечно долго. Всё же в ней было что-то необычное и по-своему притягательное.

Они с Аней сидели на ковре. Макс, опершись на кромку стола, задумчиво рассматривал ножницы, которыми два часа назад чуть не ударил Зои. А Дима теперь лежал на диване – Зои наскоро разгребла одежду, и он смог лечь с ногами. Сейчас, кажется, дремал.

– Так, значит, твой отец?.. – неожиданно спросил Максим.

– Что?.. – потупилась Зои.

– Сальников.

– Да… Мой папа.

– И ты знала, что он нас ищет. Знала, что он собирается делать.

Зои неопределённо повела плечами.

Аня с сожалением посмотрела на неё. После обезболивающего пальцы почти не беспокоили. Боль, тупая, тянущая, осталась только в запястье, будто кто-то медленно выкручивал в нём жилы. К счастью, таблетки у Зои нашлись хорошие. Аня приняла сразу две, и ещё по одной взяли Максим и Дима. И с такой жадностью запили их водой, что под конец прыснули – рассмеялись в голос и тут же прикрыли рот рукой. Давились смехом. Аня тоже смеялась. Смех был скорее нервный, чем радостный. И всё-таки они действительно почувствовали себя в безопасности. При том, что спрятались в доме Сальникова – человека, о котором Аня запрещала себе думать, человека, от одного имени которого она вся сжималась.

Ещё вчера они беззаботно гуляли по Ауровилю, разгадывали невинные загадки, а сегодня вдруг разом окунулись в водоворот безумия, будто угодили в один из фантасмагоричных индийских мифов. В довершение всего Сальников оказался отцом Зои. И Аня боялась представить, через что Зои прошла за эти годы. Ведь она была здесь в плену. Её папу свели с ума, превратили в чудовище. Её маму убили, а перед этим пытали, и Аня теперь могла в точности представить, что именно с ней сделали. Неужели Зои всё это видела?