Колька открыто, широко улыбнулся:

– По правде сказать, мы и не видели, что вы с удочками. Удим себе с пацанами, глядь – вроде бы двое было у костра, а потом один остался. Затревожились.

– Спасибо, – без улыбки, серьезно повторил тот.

– За что же?

– За заботу. Не поленился влезть в холодную воду, чтобы проверить, все ли живы. Молодец.

– Да что вы, в самом деле, из-за пустяка…

– Не скажите. Такие пустяки лучше мир делают. Это черствым людям кажется, что глупо рвануть на помощь, не разобравшись, нужна ли она. Большое дело.

Простые вроде бы слова, а слушать приятно. Или человек их произнес по-особенному искренне, то ли обстановка вокруг была располагающая к тому, чтобы поговорить о чем-нибудь значительном – луна, ночь, кладбище и озеро, – Колька прямо поверил в то, что совершил нечто значительное.

Человек между тем извлек небольшую плоскую флягу, плеснул немного в пробку, посверкивая глазами, протянул Кольке.

– Согрейтесь.

Пожарский взял из вежливости, но на полпути ко рту понял, что все еще не может спокойно обонять спиртовой запах. Поэтому, поблагодарив, вернул.

– Правильно, я тоже не любитель, – сообщил человек и перелил водку обратно во флягу.

И без горячительного было тепло и спокойно, того и гляди заснешь тут, завалишься рядом с товарищем умственного труда.

Распрощавшись, Колька поплыл обратно на остров.

Пельмень выловил его, набросил на плечи рубашку. И, привязывая плот, сообщил:

– Фарт, тут раки так и кишат, вон, полна коробочка, – он кивнул на котелок, – и «жигули» прохладные.

– Угу, э-то очень кстат-ти, – стуча зубами, подтвердил Колька.

Андрей хохотнул:

– Могу в котелке подогреть. Ну, что там вообще?

– Алени безрогие[5], – зевнув от озноба, пояснил Колька, – зря шухерили. Сидят как дураки, таращатся на поплавки.

– Ну и ладно, нет так нет. Давай тоже по одной – и на боковую.

Когда рано утром Андрей пошел по нужде, а потом занялся водными процедурами, то на том берегу уже никого видно не было. Ушли «алени» с пустыми руками, а настоящим рыбакам остались целая суббота, добрый кусман воскресенья и все те красоты и блага, что прилагаются к этому, – удочки, солнечные зайцы на воде, костер, прохладное пиво.

Глава 11

Воскресенье Оля начала гнусно, лежа, отвернувшись лицом к стене. Конечно, не так радикально, и все-таки она страдала. Все же встала, умылась, перекусила, попила чаю. Взрослые уехали куда-то на культурную программу, а она, как попка-дурак, одна. Колька куда-то задевался.

Хорошо еще, ее демарш предпочли не заметить. Добрейший Петр Николаевич, расстроившись из-за своей неделикатности, неловко сделал вид, что понятия не имел, что она куда-то отлучалась более чем на три часа. И ребята, которые безуспешно дергали ручку закрытой библиотеки, так обрадовались тому, что она вернулась, что Оле стало ужасно стыдно. Получается, все к ней так хорошо относятся, а она истерит на ровном месте? Глупо!

Но вообще-то Оле плевать на все, кроме одного вопроса: «Как все-таки быть с Колей? Надо найти. Где он? Куда девался?»

Сидеть было невозможно, лежать – тоже, внутри как будто пригоршню иголок насыпали вперемешку с газировкой. Ольга, подойдя к окну, распахнула фрамугу и повисла на подоконнике.

Стояла дурацки прекрасная погода, светило глупое солнце, разного рода идиоты гуляли туда-сюда. А вот, кстати, и один из них: по дороге, сдвинув кепку набекрень, жизнерадостно шагал Яшка-Анчутка, с таким видом, что все ему трын-трава. В руках бутылка, к которой он то и дело прикладывался.

Оля по-особенному свистнула, Анчутка тотчас задрал голову. Гладкова делано беззаботно помахала рукой:

– Эй! Надеюсь, это ситро?

– Привет-привет! – Яшка, скинув малокопеечку, раскланялся. – А то как же!

– Поди сюда, на минутку.

Не станет же она на весь двор вопить, вопрошая, куда делся штатный ухажер. Однако чуткий Яшка и сам все понял:

– Нема часу, Оля! На рыбалке, на озере!

Ольга от чистого сердца послала ему воздушный поцелуй. Он, может, и шалопай невыносимый, но соображает, когда надо!

На рыбалку Колька потащился – стало быть, обиделся. Но хотя бы понятно, где он. Теперь вопрос следующий: что делать? Разум и то, что мама в припадке менторства именует девичьей гордостью, вопили на два голоса: «Не дури, не вздумай уступать, дело принципиально важное. Надо перетерпеть, дать ему понять, что он не прав. Что он не обижаться должен был, а поддержать? Это, в конце концов, эгоизм. Разве так себя ведут порядочные люди?»

Сама Оля поспешно одевалась.

В конце концов, что тут такого? Весна, хорошая погода. Нет ничего эдакого в том, чтобы девушке пройти прогуляться у прохладной, прозрачной воды, наслаждаясь природой!

Руководствуясь этим невинным соображением, Ольга отправилась на тот самый укромный берег озера, на котором по весне так замечательно сиделось, когда жизнь была безоблачна и беззаботна.

* * *

С четырех до пяти очень неплохо клевало, наловили целый садок, еще и Андрей зацепил глупого щуренка, который решил поохотиться вместе с людьми.

Колька, благодушничая, попросил за мальца:

– Отпустил бы ты его. Пусть подрастет.

– И то верно, – посмеялся Пельмень и, взяв мелкого бандита, бережно опустил в воду. Тот, плеснув хвостом, красиво, серебристой стрелой унесся на глубину.

– Что, посидим до обеда? – спросил Андрюха, ставя на огонь котелок для чая.

Так и решили: отдохнуть, попитаться на природе, а там пора уж и честь знать. Завтра обоим на работу. Когда солнце начало припекать, решили, что можно и искупаться. Наплескавшись до синих губ, грелись на теплом песке, подсыхая и покуривая, и неугомонный Андрюха снова вернулся ко вчерашнему:

– Мужики там, на другом берегу, что, археологи? Снова на раскопки приехали?

– Нечего там искать, – лениво напомнил Колька, – там все подвалы обшарили, перекопали все, как барсуки, и не по разу. Просто с удочками сидели.

– Это на мелководье?

– Если рыба есть, так везде клюет.

– Это да.

Доели уху, раков, погрелись на весеннем, не злом еще солнце и, когда оно перевалило за полдень, начали собираться. Пока нагружали плот добром и добычей, Пельмень, глянув на берег, присвистнул:

– Гля, Никол, теперь на тот берег кого-то черт принес.

– Чего это вдруг, кто это? – удивился Колька, но, присмотревшись, горько усмехнулся.

Ольга. Он и отсюда видит.

Ходит туда-сюда, делает вид, точно прогуливается, в своих смешных самошивных шароварах. Вот оно что, мириться прибежала. А как поняла, что сюда надо путь держать?

– Ты не шибко торопишься? – спросил Пожарский.

– С чего мне? – лениво удивился Пельмень. – Еще полдня балду можно бить.

– Тогда пиво, что ли, допьем?

Андрюха глянул на берег, на друга, но лишь бровями дернул, ни слова не сказал. Когда