не осталось, таких, что смогли бы взяться за этот титанический труд. Осталась лишь субпассионарная сволочь, да кучка пенсионеров, у которых пламя давно затухло.

Так что посмотришь на всё разложение элиты, и руки бессильно опускаются, но не дождутся! Пока есть силы бороться, то и стану «взбивать масло»[47]. Нельзя решить проблему в лоб, значит, буду действовать, как в фильме — «нормальные герои, всегда идут в обход. В обход идти понятно, не очень-то легко, не очень-то приятно, и очень далеко!»[48]

А если для этого надо просить и лицемерить, то буду и это делать. Рассказывать про одни цели, а добиваться своих. Хоть противно это натуре, но всё же придётся. Вот, прямо завтра и пойдём выпрашивать скорейшую экранизацию «Девочки из будущего» с «Лиловым шаром».

Будем проявлять социальную мимикрию, и оперировать в рамках сложившейся системы отношений. Правда, всё равно никогда не стану я для них — своим. Из другого теста вылеплен, и нет во мне некой гибкости хребта и принципов.

Уж и не знаю, как там продвигаются сценарии, отправленные Гельману, пробил ли он хоть один фильм к съемкам? Я сделал всё от меня зависевшее, чтобы ускорить выход этих необходимых фильмов. Но нельзя сбрасывать со счетов и объективную реальность, а там те же проблемы, связанные с одобрением сценария, и последующей экранизацией.

Правда, не мне в сём искусстве пробивании тягаться с представителями народа пять тысяч лет вырабатывавших в себе столь ценное умение. Оно у меня скорее в противозачаточном состоянии. И политик из меня аховый, так как везде пру напролом.

Будь я носорогом, то это были бы не мои проблемы, а скорее окружающих. Но пока что я в весовой категории раскормленного кота, и надо разрабатывать образ котика из Шрека.

Раз я любимец первого секретаря — «an infant prodigy»[49], то и вести себя надо соответственно, а также грамотно использовать природную няшность.

Конечно, обидно себя чувствовать эдакой диковинкой, но я сам выбрал для себя эту личину, как наиболее безопасную и многообещающую. Вон, шутам тоже разрешалось говорить многое, а порой даже дерзости сходили с рук. Так как те были любимцами властителей. А потому — «смейся паяц…».

А может на бабулю скинуть разговор? За собой же оставить только реплики? В целом было бы неплохо. Она больше знает, как здесь положено прогибаться, чтобы положительно решить вопрос. Я всё это давно подзабыл, так как давненько это было — «Не знал, не знал и забыл». Никогда в жизни не любил прибегать к подобным методам, а потому никогда не использовал их.

Но самая хохма была, когда утром пошли к старому еврею, приводить в порядок прически Алёнки и бабули. Мастер окинул нас опытным взглядом, изрядно пожившего человека, а после осмотра безапелляционно заявил, что с этим безобразием на голове у младшей девочки, так и не знает, что сделать. Похоже, её ни разу нормально не стригли с самого рождения.

Вот уж брехня. Стригли. Правда, только до тех пор, пока я не смог нормально высказать слова протеста. А затем волосы убирал в хвостик, и не позволял себя стричь. А при попытках говорил, что вся сила в волосах, как у библейского Самсона, и всякую Далилу с ножницами не подпущу и на пушечный выстрел. Все привыкли к моему хвостику и не обращали внимания. Так что волосы вились завитками и выправлялись из стяжки. А утром на улице был ветерок, и они растрепались.

Пришлось его осадить, и потребовать, чтобы занялся девочками, а мальчиков оставил в покое. А пока он будет творить своё действо, мы можем поболтать за жизнь. Мне чрезвычайно интересно, что он может поведать из своей долгой жизни? Хотелось бы впитать толику жизненной мудрости, приходящей с прожитыми годами, и так мало ценимой современной ветреной молодёжью. Ведь мы с ним представляем две стороны человеческой жизни. Недаром одной из загадок Сфинкса была: «Кто ходит утром на четырех, днем — на двух, а вечером — на трех?»

Выразил пожелание, чтобы со здоровьем у него всё было в порядке, и он смог ещё долгие годы радовать нас своим мастерством, а всяким шлимазлам гордо отвечать: «- Не дождётесь!»

А пока он будет совершать свою магию над обликом дам, мой слух будет всецело принадлежать мудрости, которую пожилой еврей может поведать благодарному младенцу.

По всем приметам было видно, что в квартире он обитает один, и более чем вероятно, совсем не прочь поговорить при выполнении работ, а тем более, если о том ещё и просят.

А мне и в самом деле была интересна его жизнь, и каким образом ему удалось уцелеть при гитлеровской оккупации. А то на краю города, где ранее был карьер от разработок известняка, стоит памятник посвящённый жертвам оккупации. Именно туда немцы с румынами свозили людей на расстрел. А так как население города наполовину состояло из евреев, то жертв было множество.

Вот мы и стали с ним говорить за жизнь, а я старался вежливыми расспросами направлять разговор на интересующие меня темы. Однако, весь разговор мастер неодобрительно косился на мой хвостик, а в конце не выдержал и предложил красиво постричь и меня. Я поблагодарил и вежливо отказался, сославшись на тот же библейский сюжет.

— Ах, да ви мине извините, но что там написано в талмуде, то надо понимать иносказательно, а не так непосредственно. Это только рэбе, умудрённый жизнью, может растолковать. Так что поверьте старому еврею, вам оно не идёт. Хотя мне приятно видеть в подрастающем поколении такую тягу к знаниям и жизненному опыту. Приходите чаще, даже просто так, чтобы потолковать со старым Абрамом.

— Большое спасибо вам за всё уважаемый мастер. Нет, скорее волшебник. Я не могу оторвать взгляда от результата ваших стараний. Это никоим образом не ремесло, это искусство. На Западе есть много красивых слов: куафюр, визажист. Но по мне так это просто магия, и наши девушки меня всячески в том поддержат.

Красота не только спасёт, но и завоюет весь мир. А мастер так поработал над Алёнкой, что превратил её в маленькую фэйри. Не зря я в ней чувствовал это ещё с самого первого взгляда. Старый конь борозды не испортил.

Бабуля, как всегда была очаровательна и величественна. Правда, ощущалась в ней ещё и некая маленькая тайна. Та самая изюминка, без которой даже самые красивые женщины выглядят лишь, как прекрасные, но статуи.

Надо мастера запомнить и постараться ему в чем-либо посодействовать. Такого мастера надо беречь и лелеять.