непереносимость лактозы, но это не оно было. Женщина оживилась, спросила, что за йогурт, услыхав, что есть разный, в том числе «Активия» с каким-то добавками, и есть с цельными ягодами, разочарованно протянула:

– «Акти-и-и-вия»? Ну это не йогурт! Вот у нас крестьяне делают – вкуснейший!

Ах ты, какая, подумал я. Откуда ж такие привереды-то? Оказалось – из провинции, где всё своё. А, ну понятно. Куда нам в Москве до ихнего эко-рая.

– Ну простите, – говорю, – куда нам до вашего-то.

– Ох, это вы меня извините, – горячечно сказала она. – Спасибо вам за предложение, но я правда ем только наш, натуральный… мне просто удалили желудок и желчный пузырь.

Ничего себе, подумал я. Да, тут уж поневоле заосторожничаешь.

На следующий день мы снова встретились в столовке. Она меня спросила:

– Простите, а вы не артист?

– Да нет, журналист я, – пожал я плечами.

Мне вечно все говорят, что я похож на Тома Йорка из Radiohead, а раньше, с длинными волосами, я «походил» якобы на Шуру Би-2. Такие мы, журналисты музыкальные, – о ком пишем, на тех и похожи. Но она, интересно, с чего взяла-то?

– Да вот у вас джаз на футболке! – пояснила она.

А я и правда в то утро надел футболку, на которой логотип фестиваля в Горках Ленинских и профиль Игоря Бутмана с саксофоном.

– Это ж, – говорю, – сам Игорь Михайлович Бутман!

Она пожала плечами:

– Да у вас просто внешность такая, артистическая. Я подумала, как-то связаны с искусством. Актёр или музыкант.

– Да уж, связан я с искусством. Накрепко. Музыкой нас связало, как говорится.

Слово за слово, и мы стали друг другу рассказывать про наши жизни. Женщина оказалась верующей. Причём живёт в такой местности, где русских мало, вокруг все мусульмане (татары вроде, не помню уже, увы), но есть монастырь православный. Я заметил, что у меня по маминой линии был прапрадед-священник, служил в селе Аксёново Рязанской области, в пяти километрах от которого – Константиново, где Есенин родился.

– Вы представляете, какая у вас поддержка там? – сказала она, поглядев вверх.

Я об этом, конечно же, не думал. Настроение поднялось. Потом мы ещё несколько раз общались. Засиживались в столовке после завтрака и обеда. Про религию мне сказать особенно нечего ей было, и я рассказал про то, как переводил автобиографию Мэрилина Мэнсона, который вроде как главный сатанист современной рок-музыки. Или, точнее, шоу-бизнеса. Рассказывал не эпатажа ради. Просто был действительно странный эпизод, совпадение, пока я переводил книгу. Раз сижу я, значит, за работой, а у меня включен телеканал «Спас». Я старался каждый день смотреть программу «Прямая линия. Ответ священника». Мне очень нравится мудрость батюшек. Так вот, переведя огненный пассаж Мэнсона о том, что сатанизм есть просто служение человека самому себе и что это хорошо и вообще главная цель в жизни, делаю паузу, вдыхаю, прислушиваюсь к батюшке. А ему телезритель задал вопрос как раз про сатанизм. И вот удивительно: батюшка отвечает почти теми же словами, что и Мэнсон: сатанизм-де, это не какая-то там изощрённая жестокость, магия, ритуалы и так далее, а сатанизм прежде всего – служение человека самому себе. А не Богу. И говорит это, понятно, с осуждением. То есть батюшка и Мэрилин Мэнсон говорят одно и то же! Просто оценки разнятся.

«Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»

Никогда не понимал этого расхожего выражения. Просто по логике: ну кому придёт в голову рассказывать Богу о, блин, своих планах? Это кем вообще надо быть? Верующий человек, задумав доброе дело, помолится и попросит помощи, это даже если не учитывать, что Господь и так всё знает про любые помыслы всех людей. Атеист же к Богу обращаться не будет, а если будет, то какой он, на фиг, атеист. Но грубоватая форма этого высказывания передаёт простой смысл: всё в жизни неопределённо, всё всегда меняется вне зависимости от нашей воли и желания.

Всё вспоминаю, что, когда на седьмые сутки после операции мне разрешили пить воду, я думал, что сейчас выхлебаю ведро! А получилось, что еле выпил за день стакан ромашки тот самый. Ещё через сутки поесть что-то разрешили: щадящее в столовке, и йогурты, и нутридринк, который я всех просил мне привозить (и которого у меня целый склад образовался в итоге). И тут всё как эксперимент. Например, мелкие макароны и лапша в тебя не лезут, как и сухая гречка. Ощущение часто такое, как будто пищевод просто сжался и всё. Очень аккуратно всё есть приходилось. Да и сейчас приходится. Не пережирать как минимум. К мелким порциям довольно сложно привыкнуть. Но можно научиться не есть, а вкушать. У Сомерсета Моэма где-то было, не могу найти, персонаж говорит, что из-за возраста и здоровья приходится ограничивать количество сигарет, но каждой он теперь наслаждается гораздо сильнее. Я резкий противник курения, но понятно, о чём речь. Своими мелкими порциями диетических деликатесов я тоже наслаждаюсь. Научился. Правда. Хоть и далеко не сразу.

Из больницы меня выписали на двенадцатый день, но я уехал домой днём раньше, а выписку забрал пару дней спустя. С выпиской пошёл к химиотерапевту, которая сказала, что моя задача теперь восстанавливаться, наладить питание, вообще прийти в себя. Так что я продолжил «тюнинговать» свою диету. Что получилось далеко не сразу.

Правда, ещё в больнице мне за несколько дней удалось научиться глотать. Надо было только лишь: жевать очень медленно, глотать аккуратно, расслабленно, не запивая. Реально по ложечке. Это какие-то прям танталовы муки иногда, особенно вечером, когда жрать охота.

С диетой тоже не совсем понятно что. В больнице было проще. Там кормили варёным и пареным три раза в день. Ничего не имею против протёртой пищи, приготовленной на пару. Сам во время язвы научился делать всякие котлетки паровые, биточки и всё такое прочее. А всякую гречку и пюре картофельное я и так люблю, безо всяких диет и рекомендаций.

Но тут другое. Нужно было реально рассчитывать питание на целый день. Пять или шесть приёмов пищи, как по правилам. Целый день, в течение которого я один и без сил. И когда хочется чего-то вкусненького… страх. У людей бывает «гипогликемия до обморока», это я реальный комментарий на фейсбуке цитирую. Я сам прошёл бесконечную диарею, изжогу и рвоту. Вес после операции стабильно падал, как и показатели крови.

Поначалу мне казалось, что у меня непереносимость лактозы. Ну то есть съел что-то йогуртообразное – беги в туалет, простите. А если сладкое и мучное – вообще жуть! То есть всё, что я обожаю, – молочку и выпечку, всё плохо. Так вот и приходилось есть всё паровое-варёное мелкими порциями – поначалу