Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это единственная причина орейский народ на убийство Бога поднимать? — побагровев от ярости, тем не менее почти спокойно вымолвил князь. Нервы у Уралана оказались из стали сплетены.
— Не Бог то пробудившийся, а демон в теле родича моего! — рявкнул Ратомир, как рычал на неумелых отроков, воинов из себя изображающих. — Оттого и служат ему звери лютые в человечьем облике!
— Я, Голос Ряды орейской, Арч из рода Белых, Мастер Ветра лесного народа, вернусь за ответом завтра. И потом еще один раз. А трижды не услышав ответ, более спрос продолжать не стану, — я не понимал причину нерешительности туземного владыки, но спуску ему давать не намерен был. — Ты меня слышал.
— Проводите путников в хоромы, — устало выговорил, наконец, князь, потирая лоб.
Я фыркнул и повернулся к трону спиной.
Проснулся до того, как они вошли в комнату. Словно палкой кто-то в бок толкнул — сидел и вглядывался в темень, в попытках понять, что именно меня пробудило. А они топтались у порога. Поскрипывали половицы, и хорошо было слышно в ночной тиши приглушенные их разговоры.
Глаза быстро привыкли к темноте. Я осторожно встал и оделся. Медленно, чтоб не звякнуть, вытянул клинок из ножен.
Наконец, щель под прикрытой дверью засветилась, причиняя боль отвыкшим от яркого света глазам. Им принесли факел, но они еще несколько минут продолжали собираться с духом, прежде чем войти. Да и ввалились все кучей, друг друга локтями подбадривая.
И остановились, пялясь на багровый в пляшущем свете факела меч.
— Доброй ночи, — вежливо поздоровался я. Предатель-сердце колотилось так, что кончик меча подрагивал. Совсем чуть-чуть.
— Это! — глубокомысленно заявил один из ночных пришельцев.
— Князь-батюшка на разговор тебя требует, — выкрикнул кто-то из-за спин приятелей.
— А коли сам не пойду, так в путах притащить? — уточнил я, взглядом показывая на торопливо упрятанный моток веревки. Смешно мне стало. Так смешно, что все опасения пропали. Опытные бы воины и войти могли, друг другу не мешаясь, и сон мой не нарушили бы. А эти — слуги дворовые, от моего клинка только что не обделались.
Меч со щелчком спрятался в ножны, которые я тут же отбросил на смятую постель.
— Ну, пошли.
Мужички тут же повернулись ко мне спинами и торопливо пошагали в темные коридоры терема. Так и пошли. Мой конвой впереди, я, безоружный, сзади. Благо, терем невелик был. А то свита моя об углы да лестницы все бы ноги поизломала.
Спустились в заставленные огромными бочками подвалы. Пугая длиннохвостых крыс, протопали в самый дальний угол и, миновав окованную железом тяжелую дверь, вошли в комнату для встреч.
Чадили укрепленные на стенах факелы. Пыхала жаром жаровня. На столе чернели кузнечные клещи и молотки. Возле возился могучий дядька в кожаном фартуке. Напротив трехногой табуретки, на кресле сидел бледный князь. Мои провожатые в комнату войти побоялись — уж больно зловещего вида она была.
Я, не спрашивая разрешения, уселся на табурет и мило улыбнулся Уралану:
— Развлекаешься?
— Почему он не в путах? — выкрикнул князь, во всю ширь распахнув глаза.
— Дык, это! — этот многомудрый, но немногословный дворовый начинал мне сильно нравиться.
— А они сами пришли, — перевел более словоохотливый слуга. Я кивнул. И спросил человека в фартуке:
— Самому-то не стыдно? А, кузнец?
Тот, выронил железный прут на кучу других инструментов, покачал головой и стремительно выбежал.
— Чего дружинных людей не послал? — проводив глазами мастера, поинтересовался я у князя. — Побоялся, что они, честь охраняя, тебя самого в веревки повяжут?
Уралан опустил голову, прикрыл глаза ладонями.
— Думал дочь сумеет в Ростоке кого-нибудь из лесных пронять. Чтоб заклятье снять… — выговорил тот глухо, как из бочки.
— И наушничать обучил, — укорил я. — Понадеялся, что лесной народ, как прежде, в лесу отсидится и Ратомиру помогать не нужно станет?!
— Да причем тут…
Зарозовевший князь отнял руки от лица:
— Я думал речи эти, наоборот, вас из лесов ко мне в Дубровицы выгонит.
— Дурак ты, князь. Хоть и князь, а дурак! Народ-то твой и то поумнее. За тебя даже землепашцы просить приходили, а ты вот железом каленым меня стращать хотел? Чадо родное лжу наговаривать подучивал…
Из винного подвала донеслись грохот многих шагов, звон металла и вопли сметаемых с дороги дворовых. Вскоре в комнату ворвался отряд вооруженных людей, среди которых возвышался и Ратомир.
— Дядя! — воскликнул, едва окинув взглядом приготовленные инструменты, молодой мужчина с мечом в руке.
Принц, уперев обнаженный клинок в табурет, сразу встал у меня за спиной.
— Это мой племянник, княжич Яролюб, — выдавив улыбку, представил предводителя группы спасения Уралан. — Наследник трона…
— Слава Спящим, — выдохнул, поклонившись, княжич. — Вы не успели зло гостю причинить!
— Да, перестань, — я попытался защитить отчаявшегося князя. — Сидим. Разговоры разговариваем…
— Я говорил дяде, что завет трудами многими искупить нужно, а не выпрашивать. Или вот так вот, — Яролюб коротко махнул свободной от оружия рукой на кузнецкие причиндалы. — Позор на позор наматывать.
— Какими же трудами, наследник, ты готов искупить? — поинтересовался я.
— А я с дубровическими добровольцами к вам в войско пойду! — воскликнул молодой человек.
— И подчиняться общему воеводе станешь? — затронул больную тему принц.
— А и стану!
— И много ли охочих до княжьего искупления с тобой пойдет?
— Да сотен пять-то точно!
— А не опасаешься, что пока ходить дальними дорогами будешь, князь сам наследника родит? — потянулся я, уперев руки в колени. Бессонная ночь давала о себе знать.
— Я первым плясать стану на именинах!
— И снедь воинскую для дружины своей сам приготовишь? — кому что, а принцу армия. — Или князь поможет?
— Да поможет он, поможет, — зевнул я. — Пойдемте-ка по кроватям! Спать хочется до жути. Выспаться нужно как следует. Мне еще завет завтра снимать…
И челюсть едва не свело от напряжения, когда я увидел распахнутые в надежде, подозрительно влажные глаза князя Уралана. И одинокую, горячую мужскую слезу, пробирающуюся среди морщин.
Наверное, весь город собрался на обширной поляне. В центре, в том месте, где прежде ясными ночами в абсолютно круглом озерце отражались звезды, а теперь алел заходящим солнцем ил, ссохшийся до состояния камня, приговоренным преступником торчал старый княжеский трон.