Роланда загасила сигарету, раздавив окурок в пепельнице, встала с кровати и уселась на подушку у ног Клер, сжавшейся от смущения.

– Сибилла, – продолжала она, – могла бы попытаться сама соблазнить патрона. Но, не говоря уж о том, что она хранит верность своему красавчику Роже (пока не нашелся другой предмет), у Сиб хватило благоразумия понять, что на этом поле ей со мной никогда не справиться. И что же делать? Да очень просто: натравить на меня соперницу, которая будет ее надежной союзницей. И вот очень кстати появляется свеженькая белокурая кузина. Которую до поры до времени держали в резерве, где-то в лимузенской глуши. Кузина отличается редкой – и нетронутой! – красотой, ну просто ожившая античная статуя! Лакомый кусочек для пресыщенного пятидесятилетнего холостяка. И начинаются искусные маневры. Прекрасную Клер (о которой не вспоминали целых четыре года) приглашают в Париж, вводят в тесный круг знакомых султана и ждут неизбежного результата. Но только в этой истории есть два человека, обреченные на заклание, – фаворитка, то есть я, и юная рабыня, то есть вы, моя прелесть. Так какое же решение было бы самым разумным? А вот какое: обе жертвы объединяются, чтобы расстроить этот заговор. Именно это я вам и предлагаю.

Клер, готовая заплакать, дрожала и порывалась встать, но Роланда властно положила руку на ее голые колени, не давая подняться.

– Слушайте меня внимательно, дорогая. Вместе мы сможем добиться очень многого. Я предлагаю вам заключить союз. И жду от вас только одного: чтобы вы как можно скорее оттолкнули от себя Альбера. Это очень легко: вам даже не нужно ссориться с ним, достаточно соответствующего поведения, тона, жестов. Но главное, не передавайте Сибилле нашего разговора, он касается только нас двоих, и не позволяйте ей вовлекать вас в недостойную близость с человеком, который годится вам в отцы. Взамен я берусь найти вам – и найти очень скоро – первоклассного мужа. Мне даже не придется прилагать особых усилий: вы так хороши собой, вы родом из почтенной семьи. Я держу в руках весь Париж. Только скажите мне, в каких кругах вам хотелось бы вращаться – в дипломатических, военных, литературных, политических, деловых, – и я введу вас в тот, который вы выберете. Там вы найдете себе достойного человека, молодого, блестящего, а не пятидесятилетнего старика, у которого вся жизнь позади. Через полгода вы будете замужем и прекрасно устроены. А уж потом делайте все, что захотите, но сейчас не дайте Ларраку скомпрометировать себя, после этого вас трудно будет пристроить. Итак, мы договорились?

С этими словами Роланда обняла Клер, которой все же удалось встать, и попыталась поцеловать ее. Но Клер вырвалась из ее объятий, пробормотав: «Уже страшно поздно, я должна переодеться!» – и сбежала.

Когда Клер после этого разговора подошла к своей комнате, она увидела, что дверь Сибиллы, как раз напротив, приоткрыта, и ее кузина тотчас выглянула в коридор; она уже надела вечернее платье и застегивала браслет на руке.

– Господи, где ты была? – недовольно сказала она Клер. – У тебя осталось минут десять на переодевание. Да что с тобой? Ты красна как помидор!

– У меня на это есть веские причины, – ответила Клер, – если бы ты знала! Послушай, Сиб, ты уже готова, так посиди со мной, пока я буду одеваться. Мне нужно тебе кое-что сообщить.

Сев к трюмо, она стала закручивать в два жгута свои бледно-золотые волосы, одновременно рассказывая Сибилле о сцене, которую закатила ей Роланда Верье.

– Вот шлюха! – возмутилась Сибилла. – Впрочем, что касается ее, я уже ничему не удивляюсь. Надеюсь, ты поставила ее на место?

– Нет… Я была так ошарашена, что даже не нашлась с ответом. Но я решила поговорить завтра утром с месье Ларраком; я скажу ему, что уезжаю. Не хочу мешать его любовным похождениям.

– Не принимай поспешных решений, – посоветовала Сибилла. – Постой-ка, дай я застегну тебе платье… Роже всегда говорил, что в сложных ситуациях утро вечера мудренее. А главное, что бы ты ни решила, прежде всего, нельзя обижать патрона.

– Я и не собираюсь его обижать, я считаю его очень приятным человеком, он всегда был воплощенной любезностью в отношениях со мной. Но я не могу допустить, чтобы эта женщина оскорбляла меня!

– Ну, разумеется, нет, лапочка моя, только не делай ничего сегодня вечером. Если представится удобный случай, я сама шепну патрону пару слов.

Ударил обеденный колокол, и кузины спустились в столовую. Там уже сидели Ларрак и Ларивьер, оба довольно мрачные.

– Сегодняшнее коммюнике выглядит совсем скверно, – сказал патрон. – Мне только что телефонировал Верье из Парижа. Битва на Ипре почти проиграна. Да и чего ждать, когда повторяется одна и та же история?! Сначала в течение нескольких дней ведут артподготовку, а потом удивляются, что наступление не стало для врагов полным сюрпризом. Политика, построенная на убеждении, что противник глуп, никогда ни к чему хорошему не приводила. Лучше уж вообразить, что он наделен нормальным средним умом. Залог победы – неожиданность и скорость. Это же элементарно. Где Роланда?

– Она еще не спускалась.

– Ну, тем хуже для нее, мы садимся за стол. Уже десять минут девятого.

Роланда появилась одновременно с холодным консоме, улыбающаяся, принаряженная, в платье из белого шелка-джерси, вышитом узорами в народном стиле. Ларивьер, принимавший участие в первом сражении под Ипром, в начале войны, описал поле боя: желтая жидкая фламандская глина, в которой невозможно вырыть траншеи; окопы с осыпающимися стенками, город в руинах. Клер пристыженно думала о том, какая пропасть разделяет тяготы бойцов и роскошь ее теперешней жизни.

– Я завтра же вернусь домой, – объявила она, – и потребую, чтобы мама разрешила мне пойти на фронт сестрой милосердия. В конце концов, я уже совершеннолетняя.

Кофе подали на террасе; после ужина Клер села подальше от Ларрака, рядом с Ларивьером, и Роланда тотчас присоединилась к ним. «Она за мной следит, – подумала Клер, – боится, чтобы я не рассказала Франсуа о нашем разговоре». Эти маневры оставили Ларрака в одиночестве, и Сибилла, пользуясь наступившей темнотой, долго шепталась с патроном. А Клер, стараясь не обращать на них внимания, рассеянно слушала рассказы Ларивьера о Бретани.

– Я обожаю этот край! – восклицала мадам Верье.

Клер спрашивала себя, осмелилась ли ее кузина описать Ларраку сцену, устроенную Роландой. И какова в этом случае будет реакция патрона? В какой-то момент ей показалось, что он повысил голос, и она уловила слова Сибиллы: «Не теперь…» Затем Ларрак и Сибилла встали и ушли в розарий.

Когда они вернулись, Ларрак объявил, что идет спать. Клер боязливо ждала, каким тоном он попрощается с ней на ночь. Тон был отеческим, дружелюбным. Значит, Сибилла поговорила с патроном, и он принял сторону Клер. Роланда же долго и настойчиво сжимала ее руку, говоря:

– Good night, darling, and sweet dreams![60]