Не ожидавший такого оборота, Тэмуджин не находил слов для ответа. Он понимал, что слезы старого нойона лживы, что они выдавлены одним лишь страхом, когда ему деваться стало некуда. Но он искал в себе и почему-то не находил ни прежней ненависти к нему, ни желания отомстить. Он словно не помнил ни прежних гонений и унижения с его стороны, ни покушений на его жизнь, ни даже недавнего признания меркитского вождя о том, что это Таргудай натравил их. Забыл он и про то, как собирался обвинить его в подлом предательстве, когда ехал сюда, сказать ему в лицо все, что накопилось у него в душе против него.

Он лишь сухо сказал:

– Я пришел получить от вас имущество моего отца…

– Все отдам! – с готовностью ответил Таргудай и зачастил скороговоркой: – Отдам до последнего жеребенка и до последнего раба, ты только не будь мне врагом, обещай, что не будешь меня разорять, забирать последнее. Слышишь? Если ты это сделаешь, то погубишь весь тайчиутский род, а без меня все тут пойдет прахом, а ты не должен допустить этого, ведь предки у нас общие, они разгневаются…

Он вновь жалобным, просящим взглядом смотрел на него.

– Я не буду вам врагом, если вы не будете мне им, – сказал Тэмуджин.

– Да какой же я тебе враг, сынок мой Тэмуджин! – взвился тот. – Мы ведь от одного предка, славного Хайду происходим. Что нам делить? Степь широка, места всем хватит, лучше остаться нам добрыми друзьями, ведь верно? Мы еще пригодимся друг другу, ты сам подумай…

Тэмуджин слушал, все больше ощущая в себе отвращение и брезгливость к этому старому и жалкому человеку, потерявшему от страха всякий стыд, и теперь желал лишь поскорее отвязаться от него.

– Хорошо, только отдайте мне все, и я уйду.

– Сейчас же забирай все! Мои нукеры покажут, где, по каким урочищам ваши подданные… только, сын мой, прошу тебя, не позорь меня перед народом, скажи своим воинам, чтобы не отнимали лишнее, не грабили людей… От меня ведь последние разбегутся, если увидят, что не могу их защитить.

– Ваших людей не будут грабить, мои воины не разбойники. А у меня одна просьба к вам… – Тэмуджин вспомнил о тех, с кем он жил в плену, и о своей давней мечте когда-нибудь прийти и освободить их от рабства.

– Что? – живо спросил тот. – Что, Тэмуджин? Говори, я все для тебя сделаю!

– Отдайте мне тех рабов, с которыми я жил в вашем айле.

– Забирай их всех! – махнул рукой Таргудай. – От них я не разбогатею, не обеднею. Сейчас же пришлю их к тебе. Только ты скажи мне твердо, что отныне мы с тобой помирились, и между нами нет вражды.

– Хорошо, отныне мы не враги.

– Благодарю тебя, сын мой, – обрадованно заюлил Таргудай. – А я буду молить наших предков, чтобы помогали тебе…

Чувствуя какую-то нудную досаду и недовольство собой, осознавая, что он проявил слабость, не наказав своего врага, даже не обвинив его громогласно, как он хотел поначалу, Тэмуджин, не дожидаясь, когда тот кончит говорить, отвернулся и пошел к своим.

Таргудай умолк, глядя ему в спину и, взобравшись на своего коня, порысил в сторону куреня.

– Ну что? О чем договорились? – Мэнлиг и Джэлмэ с братьями ждали его, глядя вопросительно.

– Он пришлет своих нукеров, и те покажут нам, где отцовские владения. – Тэмуджин устало махнул рукой и, сев на коня, отъехал в сторону. Остальные, видя, что ему сейчас не до них, отстали.

На душе было пусто. «И это все? – с изумлением спрашивал он себя, глядя на одиноко удаляющегося к юртам Таргудая. И разочарованно размышлял над происшедшим: – Вот и все дело, пустое и никчемное, а я все эти годы дрожал от страха перед ним. И кого я боялся? Ничтожества, трусливого пса, поджимающего хвост перед тем, кто посильнее… Но ведь не я один, его все боялись, и до сих пор многие живут под его властью. Как же так, почему власть оказывается в руках у какого-то никчемного человека, ни умом, ни духом не выше других, наоборот, даже хуже, ниже, и он помыкает остальными, а эти и не видят его ничтожества, и мысли не появится у них прогнать его? Неужели люди так глупы, ведь даже животные избирают себе вожаков из самых достойных. Кто людям на ухо шепчет: вот этот пусть будет тем, перед кем вы будете преклоняться, пусть он помыкает вами, а вы должны его терпеть?.. И что же тогда это такое – власть, из чего она состоит? Неужели она как волшебная плеть, кто первым догадается схватить ее, тот и будет помыкать остальными?»

* * *

Под вечер Тэмуджин вместе с братьями и с полуторасотенной охраной под началом Джэлмэ поехал в обратную сторону, к киятским куреням. Остальные восемь тысяч под началом Мэнлига отправились собирать табуны и подданных Есугея, разбросанных по разным урочищам тайчиутских владений.

Перед тем они долго вели переговоры с нукерами Таргудая, подсчитывая, сколько всего табунов и стад, подданных и рабов покойного Есугея должно находиться в тайчиутском улусе. Мэнлиг, последние несколько лет перед смертью Есугея находившийся рядом с ним, да и после какое-то время присматривавший за его наследством, хорошо знал, какие владения были взяты Таргудаем. И теперь он уверенно называл количество всего, считая поголовье взятых ими три года назад лошадей, коров, овец и коз из разных табунов и стад, не давая нукерам Таргудая хитрить, пресекая все их попытки обмануть и запутать. Те, видимо, поначалу рассчитывавшие на этом деле поживиться, оставить для себя лишних коней или коров, заспорили было, называя разные приниженные числа, но, видя, что старый нукер Есугея хорошо все знает и уступать им не собирается, ослабили напор, но все еще пытались хитрить в мелочах.

Тэмуджин, помалкивавший при этом, глядя на спорящих, под конец сказал:

– Пусть никто не пытается перехитрить друг друга, раз дело улаживается миром, ведь говорят: украсть – один грех, а сказать ложь – одиннадцать грехов. Вы укажите все так, как есть, а я вам за это выделю долю. Никто в обиде не останется.

Этим он и положил конец спору, немало удивив своим поведением тайчиутских нукеров. Те согласились показать все до последней головы, без обмана.

Возвращались к киятским куреням все той же дорогой, через сопку, что проходили днем. Земля была испещрена множеством конских следов, оставленных его войском.

Едва угадываемое за бледными облаками солнце уходило за гору. В вечерней тишине отчетливо слышался перестук следовавшего позади отряда.

Тэмуджин ехал усталый и опустошенный, словно после тяжелой работы – как будто целый день он таскал воду в больших бурдюках или корзины с аргалом. Однако, несмотря на усталость, на душе у него было спокойно, ласкало чувство освобождения от тяжелого волнения, охватывавшего его все это время, вплоть до самой встречи с Таргудаем, и теперь он равнодушно, будто издали, смотрел на все пережитое.

«Вот я и восстановил отцовский улус! – держал он главную мысль. – Три года шел к этому, сколько горя и страха перенес, и наконец-то достиг того, к чему стремился… Вот и все, что мне было нужно».