– Но как?! – воскликнула Роберта.

– Итак, мы знаем, что по собственной воле он не женится. Однако он печально известен тем, что готов нарушить любой принцип морали и порядочности, чтобы добиться женщины. Деймон не говорил вам, что утверждала леди Кэролайн, после того как правда о ребенке вышла на свет божий?

Роберта покачала головой.

– Она твердила, что Вильерс женился на ней тайно: нечто вроде свадьбы на Флит-стрит.[10]Но похоже, брачное свидетельство оказалось фальшивым. Потому что, будь оно настоящим, ее отец вынудил бы герцога признать этот брак.

Роберте было не слишком приятно услышать о столь низком поведении будущего мужа.

– Но если свидетельство было фальшивым, разве ее отец ничего не предпринял?

– А что он мог предпринять, кроме того, как вызвать Вильерса на дуэль?

– Хотя бы! Мой отец наверняка…

Роберте было трудно представить, что сделал бы отец в таком случае. Во всяком случае, поднялся бы невероятный шум. А отец скорее всего просто задушил бы герцога.

– Женщины, как правило, более решительны, чем мужчины, – зевая, ответила Джемма. – А сейчас нам пора спать: утро вечера мудренее. Что-нибудь придумаем.

– Не понимаю, как все это ему сходит с рук! – воскликнула Роберта.

– Просто ему на все плевать.

– Что?!

– Думаю, ему все сходит с рук, потому что он совершенно безразличен к тому, что может подумать о нем общество. Единственное, что его интересует, – это шахматы, и, Роберта, вам следует над этим призадуматься. Я не настолько одержима, как Вильерс. И все же, когда мы только поженились, Бомонта трясло при мысли о том, что я куда больше думаю о шахматах, чем о муже. И совершенно не желаю слушать разговоров о политике. С Вильерсом может быть то же самое.

– Будь я на месте отца леди Кэролайн…

– И что бы сделали бы? Вильерс – превосходный фехтовальщик, как почти все шахматисты. Если шахматист и способен на что-то, так только на идеальные стратагемы.

– В таком случае вы – мое секретное оружие, – засмеялась Роберта.

Джемма недоуменно моргнула.

– Подозреваю, что вы играете в шахматы куда лучше Вильерса.

– Разве вы не слышали, что женщины не способны играть в шахматы? – усмехнулась Джемма.

– Ваш брат сказал, что вы настоящий гроссмейстер. Если против Вильерса выступит такой стратег, как вы, Вильерсу не победить.

Джемма немного оживилась.

– Есть такой прием, называемый «отравленной пешкой». Мы можем позволить Вильерсу уговорить вас на фальшивую свадьбу, во время которой вы предъявите настоящее свидетельство. И тогда он будет пойман.

– Но почему вы так уверены, что свадьба будет инсценировкой?

– Не то чтобы уверена… но мужчины склонны повторяться. Если вам предложат тайный брак, мы поймем, что он задумал. Получилось с одной молодой леди, так почему бы не с другой? Не хочу выглядеть пессимисткой, Роберта, но вы уверены, что хотите стать женой подобного человека? Пусть мой муж зануда, но он по крайней мере не бесчестен.

– Уверена. Это мое самое горячее желание, – коротко ответила Роберта.

– В таком случае нужно подумать, как подменить свидетельство. Придется ждать его хода. В стратегической игре лучше позволить событиям идти своим чередом, чем разыгрывать дебютный гамбит.

Наконец гости стали разъезжаться, и Джемма объявила, что теперь можно идти в постель и предоставить нескольким оставшимся упрямцам встречать рассвет без хозяев.

Роберта направилась к себе, мечтая о том времени, когда станет герцогиней. Герцогиней Вильерс. Его поведение не слишком ее тревожило. Недаром она выросла в доме, где царил отец, чье безумие не мог преувеличить ни один репортер! По контрасту с его чудачествами проделки Вильерса казались положительно невинными.

Она долго возилась, готовясь отойти ко сну, поскольку горничная не сразу поняла, что госпожа не собирается ложиться в постель с напудренными волосами. Возможно, впредь ей, подобно Деймону, стоит носить парик.

В конце концов Роберта приняла ванну, сказала горничной «спокойной ночи», отдернула тяжелые розовые занавеси кровати… и оцепенела, потрясенная до глубины души.

Оказалось, что она не одна.

В постели лежал мужчина. Правда, очень маленький и потный. Свернувшийся, как мокрица, которые обычно появляются, когда весной копают землю. И волосы точно такого же цвета, как у отца, каштановые, с янтарными отблесками, но в крупных кольцах завитков. И он храпел.

Роберта уселась на край кровати и уставилась на Тедди. Она не питала особой любви к детям и не раз думала о том, что родилась с сильно приглушенным материнским инстинктом. Даже когда фермеры отца приводили своих детей, ожидая подарков и поцелуев, девушка едва могла заставить себя произнести несколько ласковых слов.

А к этому она не испытывала ничего, кроме раздражения.

Роберта ужасно устала, а в ее постели валяется потный, храпящий мужчина, пусть и совсем малыш.

Тяжело вздохнув, она дернула за шнур сонетки. Появившаяся горничная со смешком покачала головой:

– Мальчишку ищут по всему дому! Его сиятельство так расстроен!

– Передайте, чтобы пришел за ним! – выпалила Роберта без особенного энтузиазма.

Деймон появился через несколько минут. Куда девалась его обаятельная улыбка! Едва взглянув на досадливо поджавшую губы девушку, он ринулся к кровати и встал, глядя на сына.

– Иисусе, – прошептал он, то ли благодаря Бога, то ли проклиная судьбу.

– Ну не могли же вы вообразить, будто он сумел убежать из дома?! – резко бросила она.

– Я не знал, где он. Никак не мог его найти, – пояснил Деймон, не оборачиваясь. – Господи, за эти два часа я постарел на десять лет!

– Не могли бы вы унести его? – процедила Роберта, изнемогая от злости. Подумать только, этот человек страстно целовал ее, а теперь относился так же безразлично, как к горничной, которую мимоходом прижал в боковом коридоре.

Деймон принялся откидывать одеяла, но вдруг остановился и пристально взглянул на девушку.

– Мне очень жаль, Роберта.

– Что? – не поняла она.

Деймон подхватил спящего ребенка, и только тогда девушка поняла, что он имел в виду. На том месте, где спал Тедди, расплывалось большое мокрое пятно. Очень большое, очень мокрое пятно, от которого поднимался характерный запах.