Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спаситель словно забыл про Кумуса, он неуверенно огляделся и открыл первую попавшуюся дверь. Кумус вошел за ним и понял, что они в морге. На длинных металлических столах лежало несколько тел. Еще стояли две каталки, накрытые простынями, тоже с телами. Спаситель подошел к столу.
– Встань и иди! – торжественно провозгласил он, положив руку на голову сухонького голого старика со скрюченными ногами.
– Встань и иди! – снова произнес он через минуту, но уже тише и словно удивленно. Пошел к другому столу. Там повторилась та же сцена. Тогда Спаситель закрыл лицо ладонями и зарыдал. Кумус услышал, что лифт поехал вверх. Он сдернул простыню с одной каталки, лег на пустую и накрылся ею. Им овладело странное спокойствие, от пережитого – слабость в руках и ногах, не пошевелиться. Болела и кружилась голова после удара санитара, в шуме и криках, когда выволакивали Спасителя, Кумус слышал удивленный голос милиционера, того, который остался на улице, но даже это не помешало ему то ли потерять сознание, то ли заснуть.
Ева Николаевна второй раз позвонила главному врачу психиатрической больницы и услышала уже не возмущенный голос занятого человека, которому мешают, а какое-то невнятное бормотание.
– Понимаете, голубушка, мы не можем найти вашего клиента, да… Но вы не волнуйтесь, это дело нескольких минут. Ну часа от силы. Он где-то в клинике, это точно, все двери закрыты, на территории его нет, через забор не перелезть. Ваш милиционер ранен. Ему оказали помощь и отвезли в больницу.
– Кто ранил милиционера?
– Трудно сказать, кто из них. Пожалуй, ранил наш больной, у него было обострение.
– Подождите, Кумус жив?
– Я думаю, смею предположить, что жив. Только он где-то затаился или потерялся. Он у вас как, с явными признаками болезни?
– Какой болезни?
– Да. Я понимаю. Это мы должны были определить, какой именно болезни. Ну, на вид он нормален?
– Нормален, если не начнет говорить.
– А как вы думаете, – Ева слышала на том конце трубки учащенное старческое дыхание, – как вы думаете, он не симулировал?
– У меня такое чувство, что это я должна вам направить заключение о состоянии здоровья.
– Да. Понимаю, но пока ничем не могу помочь.
– Я пришлю наряд милиции, пусть осмотрят больницу.
– Исключено. Наши санитары с милиционером уже осмотрели все, что могли. Больница старая. Подвалы, коммуникации, никакого наряда не хватит. Давайте подождем до завтрашнего утра, он появится!
– Я пришлю наряд, – сказала Ева и положила трубку.
Ева доложила Гнатюку, что Кумуса потеряли в психиатрической больнице, милиционер ранен там же лыжной палкой в горло. Гнатюк потребовал, чтобы она тут же выяснила, откуда у больного могла оказаться лыжная палка. Ева сказала, что это не их район, там уже работают свои. Гнатюк настаивал, Ева села на телефон и через час доложила: лыжная палка принадлежала дворнику, работающему в больнице, это его инструмент для накалывания бумажного мусора и сбора его таким образом с газонов. Поскольку дворник в запойном состоянии и не в силах объяснить, как палка попала к больному, этот вопрос разъяснится только со временем, достаточным для протрезвления дворника.
– Да что же это мне так тяжело! – не выдержала Ева и пошла в кабинет Николаева.
Еще один его оперуполномоченный на испытательном сроке тоскливо смотрел в окно на подкрадывающиеся сумерки.
– Как тебя зовут?
– Валентин. Валентин Мураш! – выкрикнул тот, опомнившись и вскочив со стула.
– Слушай, Мураш, съезди-ка к банку «Оникс», погуляй немножко и доложи, как там Николаев бездельничает, ладно?
– Разрешите спросить! До которого часа?
Ева посмотрела на часы.
– Сейчас полшестого. За час справишься? Это недалеко.
– Я… У меня… У меня рабочий день кончается в шесть.
– А что это такое – рабочий день? – спросила Ева, удивленно распахнув глаза.
Она прошла к себе, помаялась еще минут десять, потом решительно оделась и быстро спустилась вниз.
– Нет, это невыносимо, надо ехать!
Доставая ключи от кабинета, наклонилась к окошечку дежурного, чтобы расписаться.
– А вас ждут, – он махнул рукой в сторону холла.
У окна стояла Далила.
– Чего это ты тут? И такая грустная? – спросила Ева.
– Мы договаривались на шесть. Только не делай удивленных глаз, ладно? Я тебе предложила в восемь, ты сама захотела в шесть, мне пришлось раньше уйти с работы!
– Да я это спросонья! Что же с тобой делать? Ты меня уже замучила. Кстати, Кумуса потеряли в психиатрической больнице. Повезли на обследование и потеряли. Садись, – Ева открыла дверцу своей машины, – поедем сначала прокатимся мимо одного банка, что-то мне нехорошо, беспокойно.
– Нет, поедем сначала к больнице, у меня тоже на душе неспокойно!
– К какой больнице?
– Где Кумуса потеряли! Он бегает, наверное, по такому холоду вдоль забора и ищет лазейку, чтобы удрать!
– Он не найдет там никакой лазейки! Его в здании потеряли, в здании!
– Поехали, просто узнаем, нашли или нет.
– Сначала в банк!
– Это в обратную сторону! Что это ты делаешь?
Ева сняла куртку и форменный пиджак и надевала на ходу кожаное крепление с кобурой.
– Помоги… Не лезет, – она запуталась в ремнях.
– Нет, это смешно, у меня к тебе серьезный разговор, а ты меня тащишь на перестрелку! Отвези меня к больнице, я буду искать Кумуса, я сделала кол!
Ева задумчиво поглядывала в зеркальце на заднее сиденье, где лежал бронежилет. Она вспомнила натертости на груди от этого тяжелого мешка, вздохнула.
– Лежи, отдыхай!
– Почему это я должна отдыхать! Поворачивай! – в голосе Далилы была легкая истерика.
– Я не тебе, я бронежилету, не кричи, дай одеться, – она засовывала руки в рукава большого серого пиджака из мягкой ткани.
– Что ты все время носишь? Какие-то балахоны.
– Служба обязывает, кобуру не видно. А у тебя вечно коленки торчат отовсюду!
– Ну… У тебя тоже торчат! Хотя моим коленкам, конечно, далеко до твоих.
С этим разговором они и подъехали к банку.
Ева тихо проехала мимо банка, потом развернулась в подворотне и поехала обратно. Из банка выходили люди, сражаясь с огромной и тяжелой дверью. Ева осмотрелась, нашла кафе на другой стороне улицы и чуть наискосок.
– Что делать будем? – Далила нервничала и хотела немедленно ехать искать Кумуса.
– Посидим минут пять, подождем.
Ева увидела, что улицу перебегает Николаев. Она опустила стекло.