– Ты опять разорался, Этьен, – строго оборвал его Йост.

– О, простите, простите. – Этьен робко огляделся вокруг.

– Кстати, по зрелом размышлении я решил быть погребенным, – сказал я. – Это поможет делу?

– Нет, к сожалению. Никакой разницы.

Наступила тишина.

– Дорогой Этьен, так что же произойдет, если Артур умрет естественной смертью?

Хюммел снова немного ожил.

– Если это произойдет здесь, в Пюрмеренде, мне понадобится только заключение врача.

– Нет, Этьен, это произойдет во Франции, – с нажимом проговорил Йост. – Ну, я навел справки. Думаю, с фальшивым заключением французского врача можно доставить труп сюда.

Снова повисла тишина.

– Инфаркт или что-то вроде? – с надеждой в голосе вопросил Хюммел.

Йост предложил ему прогуляться, пока мы побеседуем с глазу на глаз. Оставшись одни, мы быстро приняли решение. Инфаркт, конечно, намного лучше, чем сложная авария, и с нашей стороны было чрезвычайно глупо не додуматься до этого самим.

В случае инфаркта Хюммел все равно может сказать Афре, что я выгляжу ужасно, весь посинел или что-то в таком духе, и лучше не открывать гроб. Между прочим, безопасности ради в списке последних пожеланий надо упомянуть, что я не желаю, чтобы кто-то видел меня мертвым.

«Хочу, чтобы в памяти людей сохранился образ живого и жизнелюбивого Артура». Звучит весьма недурно.

Через четверть часика вернулся Хюммел. Он явно взбодрился, услышав, что мы выбрали инфаркт.

– Устрою, устрою. Подходящий вариант. Удачный выбор. Могу я вас угостить? Выпьете что-нибудь?

– Есть одна загвоздочка, Этьен… – сказал Йост. – Раз дело несколько упростилось, цена, естественно, снижается.

– Но дело-то все равно нелегкое, – пискнул Этьен. – И очень рискованное.

– Да, но давайте договоримся прямо сейчас… дело упростилось на две тысячи евро.

Повисла пауза.

Хюммел вздыхал и потел.

– На тысячу?

– На две тысячи. Торг неуместен. И это я еще вам уступаю.

Снова глубокий вздох. Хюммел явно злился.

– Полторы тысячи.

– Две двести.

– О’кей. Две тысячи.

Мы помахали вслед господину Хюммелу. Йост излучал удовлетворенность.

– Я вдруг испытал такое сильное отвращение к нашему похоронщику, какое только в деньгах и выразишь. Везунчик ты, Артур, за две минуты заработал две тысячи евро.

Я предложил хотя бы разделить эту сумму на двоих. Йост предложил вложить ее в предприятие «Итальянские вылазки». На эти деньги мы закатим в Тоскане парочку веселых праздников.

– Послушай, Ааф, я собираюсь через некоторое время съездить с ребятами на недельку во Францию, поиграть в гольф.

– О!

– Да, это идейка Йоста. Его знакомые держат мотель на юге Франции.

– Идейка Йоста, говоришь…

– Ну да. Здорово, а?

– А мой отец? Может, он к тому времени умрет?

– В этом случае я останусь дома.

– И когда же состоится ваше веселое мероприятие?

– Где-то в начале июня.

Собственно, сначала я думал сообщить, что речь идет о двух гольф-турах, в начале июня и в конце июля, но в самый последний момент мне все же показалось более разумным повременить с сообщением о второй поездке. Ведь Афра не одобрит мои каникулы без нее из-за болезни отца, а уж заговорить сразу о двух поездках – значит обречь себя на ее многодневное ледяное молчание.

– По-моему, это очень плохой план, Артур.

– Так я и знал. Другого и не ожидал, Афра.

– А нельзя отложить отъезд? Непременно нужно ехать так скоро?

Я сочинил не слишком убедительные истории о французских знакомых Йоста, дескать, летом у них свободны всего несколько номеров, и о Ваутере, который якобы еще должен съездить с детьми в Таиланд. Нужно было лучше подготовиться, потому что Афру мои истории не впечатлили.

– Да-да, все это прекрасно, а тесть, который вот-вот умрет, значения не имеет.

– Имеет, конечно. Но, послушай, ведь еще не наверняка.

Она отвернулась и ушла в кухню. Ледяное молчание началось.

Жаль, что я атеист. Не верю в бога, а уж тем более в его наземный персонал. А то бы срочно сочинил кратенькую молитву: Господи, позволь Питу поскорей помереть, пожалуйста.

«Слушай свое сердце, оно всегда стучит».

Кафельная плитка с этим изречением уже много лет висит у нас в туалете.

Все это время мне и в голову не приходило прислушиваться к стуку своего сердца, да и Афре тоже. До сих пор моя жизнь подчинялась стремлению к праздности, а жизнь Афры – осторожности.

К тому же сердце дает мне довольно противоречивые указания. Сегодня оно говорит: «Поздравляю, Артур, у тебя роскошная перспектива вести безмятежную жизнь в Италии». Завтра оно шепчет: «Во что ты впрягся, Артур? К чему такая уйма хлопот? Плюнь ты на весь этот план!»

Последнему совету я следовать отказываюсь, чувствуя страшную неуверенность и одновременно находясь в состоянии эйфории. Сознательно или бессознательно, я уже зашел так далеко, что пути назад нет. И рогатка со стороны тестя меня уж точно не остановит.

В прошлую пятницу я обрисовал ситуацию Йосту и Ваутеру:

– Господа, весьма сожалею, но, возможно, понадобится более гибкий график наших гольф-туров.

Я увидел, что они многозначительно переглянулись.

– Не вздумай давать задний ход, трясогузка, – сердито сказал Йост.

Я объяснил, что мой тесть в очередной раз пытается доставить всем неприятность. Как раз сейчас он лежит на смертном одре.

Ваутер с ходу предложил решение:

– Ты мог бы просто придушить его подушкой. Две минуты – и готово. Смотри только, чтобы никто тебя не застукал.

– Надеюсь, это не понадобится. Либо он в начале июня настолько оклемается, что его можно будет сплавить в хоспис, либо он к тому времени помрет, и его успеют похоронить. Но я не могу оставить Афру, пока он в безнадежном состоянии лежит на смертном одре. Да и лежание на одре не может продолжаться вечно.

Мои приятели нехотя согласились составить, по возможности, гибкий график запланированных поездок.

Мы ехали на машине в супермаркет «Лидл», когда Артур сказал:

– Посмотри, как забавно! «Скидка для малышки». Самое оно для малышки.

Я выглянула из окна машины. В самом деле, на фасаде одного магазина огромными буквами было написано: «Детская свалка».