Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ладно, поехали.
— А деньги-то у тебя есть? — поинтересовался мужик очень уж небрежным тоном. Павел прямо подскочил от такого.
— Деньги… Вот смотри, — показал Павел несколько смятых десяток.
— Мне сто надо.
— В Малой Речке мой отец сейчас, отдыхает. Будет тебе сто рублей, — объяснил Павел с максимальной убедительностью.
— Так твой же папа сейчас… — осеклась Ирина, встретив совершенно бешеный взгляд Павла.
— Только сегодня его не будет — он на гольцах, — светски объяснил Пашка Ирине. — А деньги-то я знаю, где.
— А твой батяня кто? — так же небрежно поинтересовался нанимаемый.
— Полковник милиции, начальник угро.
И Павел, и Ирина заметили, как местный жлоб внутренне подтянулся.
Проехали Раздольное, и на горизонте показались горы. Темные в это время года, рыже-сине-голубые. В мае и начиная с октября вершины гор были бы белые, но горы и так впечатляли. К восьми часам двенадцатого августа дети проехали по улицам Малой Речки, и машина встала возле нужным им ворот.
— Ну, бери деньги…
По знаку Павла, Ирина выскочила из машины. Паша сунул водителю сторублевку.
— А батяня?!
— У батяни я еще возьму. Ну, спасибо тебе, до свидания.
Вежливый Паша не преминул отметить выражение лица водителя, когда тот понял — деньги-то у парня были… И мысленно погладил себя по головке за то, что был так глубоко прав, обманув хитрого мужика. Впрочем, деятель не собирался еще уезжать, он с интересом изучал, что то дальше будут делать его юные друзья… А вдруг запросятся обратно?
Но главное было в другом, и этот мелкий жлоб уходил в прошлое, проваливался, исчезал, становился неважным, вместе со всеми сегодняшними попутчиками, от водителя грузовика до учителя из Ермаков. И весь сегодняшний, мучительно долгий, такой увлекательный день уже почти ушел в прошлое, почти исчез из жизни.
Главное же было в том, что перед смертельно уставшими, грязными, как сто чертей, Павлом и Ириной высились ворота усадьбы Мараловых. И что мигал ранний огонек в окне, звучали взрывы хохота, мелькали тени людей. Путь в Малую Речку был пройден.
1623 год. 1959 год. 1991 год
Немало насчитывается строителей Города Солнца в истории человечества. К счастью, большинство потенциальных строителей так от теории к практике и не перешли. К счастью и для себя, и для всего человечества, кстати.
В 1623 году сильно подозреваемый в ереси доминиканский монах Томмазо Кампанелла выпустил в свет книгу «Город Солнца» и тем самым заложил основу нового направления и в литературе, и в общественной жизни — европейской коммунистической утопии. Сам он относился к своей выдумке со зверской серьезностью и изо всех сил пытался уговорить Папу Римского и европейских государей построить Город Солнца по его проекту. Строить город, в котором власть будет принадлежать жрецам-ученым, а специальные надзиратели будут определять, правильно ли ведут себя жители, не захотел, к счастью, никто. Сказал ли это Томмазо Кампанелла Папе Римскому, история умалчивает — но вот что наверняка известно, что благодаря решению Папы, помер он своей смертью, а не от разочарования и тоски, и не был разорван на части людьми, павшими жертвами подлых и страшных экспериментов.
Потом выдумщиков Городов Солнца было много — и оставшихся в рамках чистой теории, и пытавшихся переходить к практике.
В числе пытавшихся строить Города Солнца, один причудливей другого, оказался и самый прозаический тип: Николай Семенович Прорабов, начальник Горлестрансрубпрубдопмом… и еще много всяких сокращений, не так и просто все их вспомнить. Дело в том, что среди всего прочего, любил Николай Семенович охоту, рыбалку и приятную жизнь на лоне природы, без груза всего, что несет с собой цивилизация.
А поскольку возможности у Николая Семеновича, скажем так, превышали средние возможности среднего советского человека, то и удовлетворять свои потребности он имел возможность нестандартную. А из множества мест больше всего любил Николай Семенович одно: где Малая Речка впадала в другую речку, в Ой. Красота покрытых лесом гор, сияние солнца, гул реки поражали, и начальник искренне предпочитал отдыхать здесь, а не в Ялте и не в Коктебеле.
К 1959 году сама память о лагере, стоявшем когда-то всего в тридцати верстах от впадения в Ой Малой Речки, давно и прочно исчезла. Он сгинул бесследно, это проклятое место, да и знали-то о нем немногие. Еще в тридцати километрах ниже по реке стояло когда-то большое село Лиственка. Называлось оно так по речке Лиственке, впадавшей в этом месте в Ой, и находилось как раз там, где Ой вырывался из теснин на Плюсинскую равнину, становясь равнинной рекой и удобряя своими мутными водами тучные земли, покрытые сосновыми лесами.
В Лиственке удобно было вести обычное крестьянское хозяйство, а Саяны с охотой, рыбалкой, сбором грибов и ягод тоже были совсем рядом.
Но начальство замыслило вовсе не восстановить умиравшую Лиственку, из которой давно разбежалось почти все население. На уме было совсем другое… Не говоря ни о чем другом восстанавливать Лиственку значило восстановить что-то такое, что существовало и до тебя. И вовсе не ты создал это восстановленное… А вот если построить новый поселок. Совсем новый, с иголочки. Поселок, которого раньше никогда не было на свете — это вот да! Это значит поступить, как Петр Великий, выливающий болотную воду из ботфорта. Сидит, значит, Петр Великий на кочке, на стрелке Васильевского острова, выливает воду из ботфорта, и кричит Меншикову:
— Слышь, Алексашка?
— Чего, мин херц?
— Город строить будем!
— Ага!
— Я т-те покажу «ага»! Здесь город строить будем!
— Так здесь же болота, мин херц!
— Без болот любой дурак тебе выстроит! А мы — и на болотах можем!
— Так вода же плохая… От болезней в животах помрет сколько!
— Нечо, Алексашка, не горюй, эти дураки помрут — а бабы новых нарожают! Строить будем! Где я сижу, куда воду болотную вылил — там и центр города будет!
Не будем утверждать, что разговор был именно таким, тем паче, что историки передают его очень по-разному. Их версии очень расходятся в зависимости от того, как они относятся к Петру, Меншикову, Российской империи, Петербургу, а главное — к самой возможности строить где попало, без плана, без серьезного расчета, по одной только воле первого и главного лица.
Отметим и то, что совсем еще неизвестно, строился ли Петербург на голом месте и так ли уж без плана и без толку? Совершенно точно, что на месте Петербурга и до Петра очень даже жили русские люди, да и план как будто был… Но так уж вошла эта история в русскую культуру на века: как легенда про основание города на пустом месте; там, где захотел царь. Где вылил воду из ботфорта, там и основал он город. Проникайтесь, чувствуйте, если можете, то подражайте.