Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автомобиль мой стал тем, чем должен был стать до его приобретения: металлоломом. Я вызвал такси. Конечно, можно было попросить официальные лица подбросить, но во-первых, не люблю просить, а во-вторых... Ладно, хватит и первого.
Такси появилось минут через пятнадцать, я распахнул дверцу и плюхнулся рядом с водителем. Подозревать шофера в сговоре с давешними нападавшими, с Дангларом, с чертом лысым? Зачем? Чему быть, того уж не воротишь. Да и когда мозги отдыхают, выручают инстинкты.
Через пятнадцать минут я был в центре Саратоны. Расплатился, зашел в ресторан отеля, присел за столик. Ко мне немедленно подкатил официант:
– Что желаете?
По правде сказать, я желал подумать. Но и есть хотел зверски. Заказал хорошо прожаренный стейк, овощи и чай. Попробовал было объяснить, какой крепости мне нужен чай, но трактирный только улыбнулся:
– Нам известно. Аперитив?
– Если вам известно, какой я предпочитаю чай, то должно быть известно, что не употребляю спиртного.
– Это я на всякий случай. – Человек откланялся и ушел.
Приятельские отношения с управляющим – Иваном Саввичем Савиным – имеют свои плюсы. Но и минусы тоже. Хотелось бы знать какие.
Итак? Что важное я упустил? Номер, откуда звонили Арбаевой перед прыжком в никуда? Потому что звонили Алине Александровне из отеля «Саратона», из триста двенадцатого номера. Коммутатор гостиницы устроен просто: номер телефона совпадает с номером постояльца. Вопрос: почему из гостиничного номера Арбаевой звонили на мобильный, а не на такой же гостиничный?
Вопрос второй: кто звонил? Постоялец? Вряд ли. Зачем ему так светиться? Постоялец мог в это время отдыхать где-то в городе, на пляже, в пригородах: так обычно и бывает, в Саратону приезжают вовсе не для того, чтобы проводить ночи в сонной неге. Теоретически позвонить мог любой: и служащий отеля, и всякий прочий. Нет, понятно, давно в отеле «Саратона» нет никаких ключей с «грушами»: все замки электронные, отмыкает их карточка наподобие кредитки; но коды – не пентагоновские, любой мало-мальски понимающий человек с «лэптопом» и программой в нем может открыть любую дверь за полминуты. А может и не заморачиваться: достаточно знать код, он есть в центральном компьютере отеля, охрана у коего тоже, понятно, не пентагоновская.
Что еще? Мог позвонить любой из гостей постояльца; мог – прохожий с улицы: третий этаж, взобраться элементарно: «Саратона» выстроена в старинном стиле, вдоль каждого этажа – широкий, массивный карниз и не менее широкие балконы; расстояние между ними таково... Короче, человек с какой-никакой сноровкой поднимется легко. Отзвонится и так же легко исчезнет.
Это мог быть сам «маг и волшебник», а мог быть и порученец, какому только-то и нужно – сказать в трубку ключевое слово. Что остается? Отобедать, выпить чаю и обратиться к Ивану Саввичу Савину. Так сказать, для очистки совести. А лучше – не обращаться ни к кому вовсе. Ибо...
Внезапно я загрустил. Зал постепенно наполнился публикой, все они здесь были уместны: уверены в себе, в своей власти и в своей славе, в своем благосостоянии и долгой безбедной жизни. Струнный квартет заиграл какую-то мягкую, струящуюся, как лунный свет сквозь мягкое покрывало, мелодию...
Порой наша жизнь становится мнимой, как полет сорвавшегося с ветки листа. И еще грустнее становится оттого, что и сам полет этот подчинен не зависящей от нашей воли игре ветров и стихий, какие могут вознести, а могут и прибить прямо в тлеющий костер уже утерянных достижений, разрушенных карьер и выжженных тоскою самолюбий... И выбора ни у кого никогда нет.
Но для себя я точно знаю одно: если ветер усиливается, нужно идти ему навстречу. Только тогда можно взлететь.
Я налил в бокал ледяной воды, успел пригубить... Когда поднял глаза – за моим столиком объявилась молодая особа в облегающем платье до пят. Ее зеленовато-желтые глаза смотрели на меня... с какой-то панической настороженностью. На шее девушки россыпью блистали бриллианты. Камни были слишком хороши, чтобы не быть имитацией.
– Вы-то мне и нужны, – заявила девушка на чистом русском языке.
– А вы мне не очень.
Признаться, я был несколько озадачен: полагал, что в этом довольно дорогом кабаке клиенты избавлены от настойчивых приставаний ночных фей.
– Я вам тоже нужна, но вы пока не знаете об этом. – Мигом она уловила ход моих мыслей, рассмеялась, но смех ее показался мне малую толику наигранным. Тем не менее она сказала спокойно: – И я представляю не первую древнейшую профессию, а вторую.
– Ясно, – вежливо отозвался я, хотя яснее не стало. За право именоваться «второй древнейшей» нескончаемый спор ведут профессионалы журналистики и разведки уже не один век. – В любом случае я вам не рад.
– Это вы так говорите. Но по вашим глазам я вижу, что вам одиноко. И – не с кем поделиться этим миром.
– Я бы поделился, но он не мне принадлежит.
– Вы просто ничего не понимаете. Мир принадлежит всем нам и – каждому в отдельности. Ведь так, как вы, никто и никогда этот мир не увидит. Значит, он уникален. А вы – делиться не хотите... Так ведь жить станет невмоготу!
– Кому?
– Да вам же, Дронов, вам!
– Кто вы такая, милая леди?
– Меня зовут Даша Бартенева. Я журналист. Специальный корреспондент.
– Газеты «Сельская новь»?
– Нет. Корпорации «World News». Офисы и телецентры по всему миру. Телеканалы. Радиовещание. Ежедневные газеты и таблоиды. Вам перечислить наши издания?
– Все?
– Всех даже я не знаю.
– Звучит впечатляюще.
– Хоть это приятно.
– Подрабатываете в светской хронике?
– Нет. Я специальный корреспондент. И работаю на центральный офис корпорации. В Нью-Йорке.
– Ого. И как вас занесло в такую глушь?
– На Саратону?
– В Нью-Йорк.
– Я родилась рядом. В Нью-Джерси.
– Вы разговариваете совсем не на эмигрантском диалекте.
– Я полтора года проработала в Москве.
– И как вам Москва?
– Эклектична. Из Нью-Джерси я представляла ее другой.
– Думаю, из Нью-Джерси все представляется иным.
– Там живут разные люди. И не все ограничены в понимании мира.
– И войны.
– Вы имеете в виду журналистов?
– Я имею в виду ребят из Лэнгли.
– Я знакома с несколькими парнями оттуда. По работе.
– Кто бы сомневался.
– Но к ЦРУ не имею никакого отношения.
– А я думал, вы скажете, что вы – их новый босс.
– Дронов, вы невыносимы.