– Я читала в твоих воспоминаниях, что ты был в Париже, когда представлял фильм «Гойя». А где ты тогда жил?

– Недалеко от Триумфальной арки, в гостинице. Гулял по городу. Конечно же побывал и в Лувре.

– В Париже три раза начинались мои велопробеги. На ноутбуке есть фотографии. Минуточку, принесу… Эта фотография с Сережей и Максимом САМАЯ ДОРОГАЯ ДЛЯ МЕНЯ. Снимались у Лувра. Когда ты был в Лувре, этой пирамиды еще не было.

Донатас вспомнил о Юозасе Мильтинисе, его парижском периоде жизни. И я нашла информацию в книге «Монологи» о том, где Мильтинис там жил. Оказывается, напротив Эйфелевой башни, на набережной Френель и в Латинском квартале.

– Оля, как ты в свою деревню попала?

– С мужем к месту его работы поехала. Потом расстались. Не было единомыслия. Я осталась с детьми в деревне… прожила полжизни у «озера»… Об одном сожалею, что фамилию прежнюю не вернула.

– А какая твоя фамилия по отцу?

Я назвала…

– Она красивее.

Полжизни… у озера. Трудные были времена. Многие знакомые потеряли работу, мотались по рынкам. Заняться коммерческой деятельностью? Оставить детей не с кем, да я их ни на кого и не оставила бы, а зарплату в школе все-таки выплачивали вовремя. Можно было жить.

– Почему ты не хочешь переехать ко мне? Я бы могла подумать, что это просто слова, если бы не та поездка… для разрешения вопроса о работе.

– Я хочу. Виза не позволяет. Если дадут визу на год, можно что-то будет изменить. А пока так. Надо поговорить с твоим сыном об этой ситуации.

Но Донатас не согласился:

– Это унизит меня.

У него были еще силы решать какие-то свои дела самостоятельно, и я смирилась. Пока приезжаю и уезжаю, я как бы гость для окружающих его людей. В ином же случае – кто я тогда? Последствия поворота в сторону от устоявшегося порядка – непредсказуемы. Жалею… помощница… Мне плохо без него. Такая у меня выгода.

…После обеда Донатас, как всегда, прилег отдохнуть. Я приготовила ужин и стала смотреть на DVD спектакль «Встреча». Спектакль с титрами на русском языке. Донатас играл Баха, Регимантас Адомайтис – Генделя.

Два великих музыканта встречаются в одной из гостиниц Лейпцига. Всего лишь возможная, придуманная драматургом встреча для разрешения спора о том, ради чего человек творит. Гендель известен и богат, Бах – беден. Но то высокое, вечное, что есть в творчестве Баха, создано им из духовной потребности, а не из желания завоевать мир. Его духовная глубина – несоизмерима ни с богатством, ни со славой, и потому Генделю принять эту истину нелегко:

«…По ночам, тайно, я рассматривал ваши ноты. Гениальные ноты. И снова, и снова посылал мольбы: „О, если бы я был Бахом?”»

– Что ты смотришь?

– Спектакль «Встреча». Запись спектакля – 2005 год. Получается, это твоя последняя театральная работа?

– Мы с этой пьесой гастролировали в Москве, были в Петербурге, в Калининграде на конкурсе «Бахослужение». Силы ушли, память стала подводить – перестал играть.

– Когда смотришь спектакль, удивляешься – откуда столько энергии у тебя? Не успеваешь переключать внимание с одного твоего состояния на другое. Почему Бах так уничижительно, комично ведет себя по отношению к Генделю? Я представляла его строгим, величественным.

– Замысел драматурга.

– Я видела у тебя в коробке диск с записями музыки Баха. Послушаем?

Мы слушали хоральную прелюдию фа минор… Я взглянула на него… такая сосредоточенность… а я отвлекаюсь… Ранящая сознание мысль: буду вспоминать этот вечер… когда не будет никакой другой возможности видеть его, как только в фильмах.

…Удивительно красивая сцена, где Крис и Хари находятся в состоянии невесомости… На лампах – маленькие кристаллики… Их задевали… и звучала фа-минорная хоральная прелюдия И. С. Баха.

…Меня посетило вдохновение. Я попыталась сказать об этом шутливо, без пафоса, и Донатас понял.

– Что так?

– Весна! Все необычно: природа, люди… Жизнерадостно. Я стих написала: «Весна! Ты слышишь оду радости внутри себя? Молчи, молчи…» Будет у тебя желание на улицу выходить, можно на скамейке во дворе сидеть. Не захочешь – будем на балконе дышать свежим воздухом…

…В тебе столько внутренней силы. Ты так борешься с разрушением, не сдаешься. Не жалуешься на недомогание. Попробуйте, дожив до таких лет, остаться живым человеком, а не памятником самому себе. Получится ли это у вас?

…Близкие Донатаса собирались на месяц в отпуск, в поездку, и меня вызвали на разговор. Сколько времени буду с Донатасом, какой номер моего телефона, проинформировали, что внучка рядом… есть кому присмотреть. Строгий такой разговор. Как на допросе. Осталось ощущение недосказанности с их стороны, горечи в моей душе. На тот момент я собирала бумаги на получение новой визы и могла уже не отлучаться от Донатаса, используя дни предыдущей: «Я на все ваши вопросы отвечу». Но никто ничего не спросил. Именно тогда я поняла, что надо принять то, что есть. Раздражительность по отношению ко мне и терпеливое ожидание того, что все разрешится само собой, без вмешательства со стороны: виза закончится, я сама уйду или Донатас попросит, образумится. Известный, уважаемый человек, а кто такая я, откуда взялась?.. Обид у меня и быть не могло. Я в чужом доме. Да и великое прошлое Донатаса и моя заурядная биография как две стены, между которыми человеческие отношения. Я и два года тому назад понимала это. Объединиться вокруг Донатаса не получилось.

«Меж мной и вами звездные системы, немыслимые странные миры, Карьера, предрассудки, люди, стены, но главное – есть в этом мире вы».

…Из дома Донатас выходил все реже и реже, и тогда прогулки на улице заменили дневными и вечерними посиделками на балконе. Разговаривали, смотрели на проходящих мимо дома людей, на проплывающие в небе огромные воздушные шары, пролетающие самолеты. Смотрели друг на друга. Молчаливый разговор. У него был взгляд человека, осознающего ценность каждого прожитого дня. А я старалась отвлечь его и себя от грустных мыслей. Никаких философских рассуждений, будем пить чай и говорить о хорошем.

Я с радостью выполняла его поручения. Ездила за энциклопедией, которую Донатас, как подписчик, должен был выкупать в издательстве, распечатывала фотографии, отправляла письма поклонникам… Общалась с некоторыми его знакомыми. Когда и стол накрывала для гостей. Запомнилась его встреча с друзьями из Паневежиса. Они вспоминали свою молодость, театральное прошлое Донатаса… В этот раз на душе у меня было спокойно и легко. Я не почувствовала недоброжелательности. Наверное, эти люди понимали его. А ведь бывало и по-другому. Кто-то не здоровался, испепелял взглядом. Кто-то неожиданно выбрасывал из себя:

– Думаешь, если бы не возраст, он обратил бы на тебя внимание?