3. Путь, который в конечном итоге привел к успеху и стал общепринятым, — повышение ресурса гусеницы танка. Сначала экспериментировали с резиновыми гусеницами Кегресс, но сопротивление повороту таких гусениц было слишком большим, направление было признано тупиковым. Гораздо более перспективными оказались технические и технологические изыски на ниве создания новых типов траков. Первым по этой дороге прошел Карден-Ллойд. На танкетках Карден-Ллойд была введена мелкозвенчатая гусеница с сухим трением в шарнире. Еще дальше пошел Виккерс, отличие танков этой фирмы от ВСЕХ танков тех лет — это увеличение ресурса гусеницы с 500 до 1000—4800 км. Для 1930 года рекорд «Виккерса» 6 тонн в 4800 км пробега на одном комплекте мелкозвенчатых гусениц из марганцовистой стали был недостижимой высотой для всех остальных танков. Английский танк Виккерс 16-тонный, ставший прототипом для советского Т-28, имел в 1935 г. ресурс гусеницы 6000 км. При таком раскладе массовые колесно-гусеничные танки Великобритании были попросту не нужны. Насмотревшись на бэтэшки на киевских маневрах, англичане заинтересовались танками Кристи, но производили их (Ковинантор, Крусейдер) в чисто гусеничной конфигурации. Для самостоятельных маршей у них был достаточный ресурс гусениц, а на большие расстояния можно было перебрасывать танки транспортерами Скаммель и грузовиками Уайт.

Никаких других сверхзадач создания колесно-гусеничных машин не наблюдается. Вот что пишет Хейгль о причинах внимания к колесно-гусеничным машинам в Швеции: «Развитие колесно-гусеничных машин в Швеции происходит с большим рвением. При этом считаются с большими расстояниями в территориально-растянутой стране, а также со слабо развитой ж.-д. сетью в северной части Швеции». (Хейгль. Танки. М.: Воениздат, 1936. Часть II. С. 145.) В СССР исходили ровно из тех же самых соображений, что и в других странах. И про это Хейгль тоже все честно написал: «Предпосылкой полного использования машин типа Кристи является наличие „девственных“, мало застроенных пространств, что имеет место, например, на Востоке. Советская Россия это прекрасно поняла». (Там же. С. 222.) Про автострады, как мы видим, ни слова. Напротив, танк объявляется специализированным средством для больших пространств со слабо развитой ж.-д. сетью. Тезис В. Суворова: «небольшой недостаток: эти танки было НЕВОЗМОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА СОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ» не встречает обоснований. Для такой страны, как СССР, с огромными расстояниями между различными потенциально опасными ТВД, требовался танк с хорошей оперативной подвижностью, который быстро мог быть доставлен в нужное место и воевать там.

Давайте даже забудем мнение Хейгля об области применения танков Кристи. Обратимся к реальным фактам. Из отчета 11-й ордена Ленина танковой бригады им. М. Яковлева:

«По завершении боев бригада совершила марш преимущественно на колесном ходу к месту постоянной дислокации... Всего за четыре суточных перехода (с 12 по 15 октября 1939 г.) было преодолено до 630 км дорог... Средний пробег танка на одной заправке бензина высшего сорта составил... у танков типа БТ-5 — до 130 км, у танков БТ-7 — до 305 км...» Бригада возвращалась после боев на Халхин-Голе.

Насчет того, что для БТ главное, гусеницы или колеса, Владимир Богданович тоже ошибается. Он пишет:

«На вопрос, что является главным для танков БТ — колеса или гусеницы, советские учебники тех лет дают четкий ответ: колеса».

Я не знаю, какие учебники читал В. Суворов, боюсь, что никаких, поскольку в «Руководстве службы БТ-2 и БТ-5» написано:

«гусеничный ход танка является основным для проведения боя и марша... Колесный ход танка является предпочтительным для совершения маршей в тылу своих войск на большие расстояния с целью сбережения ресурса гусеничных цепей... Ведение боя на колесном ходу не рекомендуется и может рассматриваться как мера вынужденная для самообороны танковых колонн на марше...»

В выборе второго варианта решения проблемы оперативной подвижности сыграли свою роль и специфические технологические условия СССР, только-только выраставшего из аграрных штанишек царя-батюшки. На колесном ходу танки теоретически могли проходить тысячи километров, а на гусеницах много меньше, что требовало частой смены траков. Например, у первых Т-28 ресурс гусениц составлял до поломки около 400 километров. Третий путь решения проблемы оперативной подвижности, путь Виккерса, требовал определенного уровня технологии. Требовался, в частности, выпуск так называемой стали Гартфильда. В СССР выплавку такой стали наладили далеко не сразу, проблемы удалось решить только к 1936—1938 годам. Поэтому ресурс трака советского клона Виккерса, Т-26 выпуска до 1937 года, был в среднем 40—60 км. Отсюда и увлечение колесно-гусеничными танками — длинные пробеги по бескрайним просторам на гусеницах были попросту нереальны. В середине 30-х ситуация уже значительно улучшилась, пробег гусеницы Т-28 составлял 1000 км. В конце 30-х годов проблема была практически решена, литой трак Т-28 был заменен на штампованный, и ресурс гусеницы достиг 1500—2000 км. И это на танке внушительной для тех лет массы — 32 тонны. На более легких машинах проблемы ресурса гусеницы в конце 30-х годов уже практически не существовало. В конце 30-х БТ-7 получили мелкозвенчатую гусеницу, и применять потяжелевшие машины на колесах уже никто не собирался. СССР вместе со всеми вошел в мейнстрим построения танков с мелкозвенчатыми траками с большим ресурсом. Поэтому от колесно-гусеничного варианта развития серии БТ танка А-20 отказались, путевку в жизнь получил чисто гусеничный А-32, вскоре ставший Т-34. Заметим, что отказа от колесно-гусеничных машин в СССР в конце 30-х Владимир Богданович никак не объясняет. Наверное, потому, что этот факт не стыкуется с его теорией о завоевании Европы на колесах. Что должен был сбрасывать Т-34, остается за кадром. Не нужно выдумывать хитроумные причинно-следственные связи там, где их нет. Развитие танков поставило задачу увеличения подвижности танков вне поля боя. Инженерами разных стран были отработаны три варианта решения, один из которых — увеличение ресурса гусеницы — и стал общепринятым, магистральным путем развития. Об этом, между прочим, написано в «открытом источнике», «Техника — молодежи» № 10 за 1979 г. Цитирую: «Тем временем появились гусеницы, выдерживавшие тысячекилометровый пробег. Скорости машин с гусеничной тягой превысили 50 км/ч, то есть танк обрел сносную оперативную подвижность».

Сам по себе тезис о сбросе гусениц выглядит весьма странно. В реальности о сбросе гусениц колесно-гусеничными машинами типа Кристи речи нет, гусеницы использовались в бою и укладывались на надгусеничные полки на время марша. По прибытии в назначенный район гусеницы силами экипажа с полок снимались, и танк снова «переобувался», становясь опять гусеничным. Вообще навязчиво повторяемый тезис о сбросе гусениц — это отдельный перл Владимира Богдановича. Сброс гусениц вместо полагавшейся в реальности укладки на надгусеничные полки означал, что танки уподобятся поезду на рельсах дороги. Малейшее заграждение на дороге приведет к остановке колонны БТ на колесах и ее уничтожению, поскольку на местности танки на колесах маневрировать не могут и соответственно о ведении полноценного боя речи нет. Зачем Суворов выдумал историю о сбросе гусениц? Какая в ней жизненная необходимость? Все гораздо проще и очевиднее. Танки предполагалось доставлять в ближайшую к месту сражения точку по железной дороге, далее сгружать с платформ и доставлять до места использования либо своим ходом на гусеницах (путь Виккерса), либо своим ходом на колесах (колесно-гусеничные танки), либо их везут на грузовиках и разгружают в ближнем тылу войск (немецкий, французский путь). В случае с БТ на марше от места размещения части или от железнодорожной станции выгрузки совершают на колесах с гусеницами, уложенными на надгусеничные полки. В ближнем тылу войск танки «переобуваются», надевают гусеницы и вступают в бой. Вот и вся «автострадность».