Шестой пункт обвинения касался насильственной вербовки советских военнопленных в немецкую армию и ответственности фон Манштейна за этот процесс. Обвинение пыталось провести черту между использованием немецкой армией советских военнопленных на принудительных работах и использованием групп русских солдат в качестве замены немецких подразделений, занятых в тыловых службах. В последнем случае, как предполагалось, русские фактически становились военнослужащими немецкой армии – разумеется, против своей воли.

Седьмой пункт обвинения дополнял шестой. Он утверждал, что русские военнопленные использовались немцами на опасных и запрещенных работах. Насчет того, что немецкая армия широко использовала рабочие отряды из русских военнопленных, не возникало сомнений. Однако обвинение заявило, что работы, на которых их использовали, являлись противозаконными как по способу их выполнения, так и по своей сути. Противозаконность, на которую ссылалось обвинение, основывалась на дословном тексте Гаагской конвенции 1907 г., которая гласила, что, хотя военнопленные могут быть использованы для выполнения трудовых задач, работы, к которым они могут быть привлечены, «не должны быть слишком обременительными и не должны иметь никакого отношения к военным действиям».

Обвинение заявляло, что использование Манштейном военнопленных в России нарушало это положение Конвенции сразу по четырем позициям. Утверждалось, что русские военнопленные использовались 1) для работ в немецких тыловых службах и в основном для обеспечения боеспособности сражающихся немецких частей, 2) для строительства и ремонта мостов, дорог и железнодорожного полотна, 3) для разминирования минных полей и 4) для постоянно растущих в объеме фортификационных работ. Военнопленные, заявляло обвинение, регулярно использовались на передовой, где попадали под огонь своих собственных войск, однако оговаривалось, что «необходимо заметить, что при всем презрении немцев к жизням своих пленников, они лишь в редких случаях погибали или получали ранения от огня артиллерии или самолетов своей собственной страны». Изучение документов обвинения показало, что утверждение об использовании военнопленных в зоне досягаемости русской артиллерии не соответствует действительности, за исключением редких случаев внезапных прорывов советских частей в тыловые зоны немецкой армии.[82]

Восьмой пункт относился к пресловутому «приказу о комиссарах», широко освещавшемуся на предыдущих процессах над военными преступниками. Накануне войны с Россией Гитлер издал сверхсекретный приказ, предписывающий расстреливать на месте взятых в плен политкомиссаров, использовавшихся русскими, дабы держать солдат в надлежащем состоянии коммунистического неистовства. Кем являлись эти комиссары? По мнению обвинения – частью советских вооруженных сил. Однако не утверждалось, что они были солдатами, и, разумеется, они ими не являлись. На деле комиссары представляли собой часть определенной организации, совершенно неизвестной в других странах, хотя давно хорошо знакомой самим русским. Нет оснований сомневаться в причинах того, что побудило Гитлера на издание «приказа о комиссарах». Это была адская смесь военной тактики с политической ненавистью. Само собой разумеется, что он люто ненавидел всех коммунистических функционеров, но вдобавок ко всему Гитлер верил, что без страха перед стоящими за спиной комиссарами русские солдаты не сражались бы так храбро. Таким способом он стремился убрать политкомиссаров с поля боя.

Обвинение утверждало, что Манштейн, получивший приказ перед самым вторжением в Россию, обеспечил его безусловное выполнение во время пребывания на посту командующего тремя различными группировками войск в России. Далее приводилась ссылка на изданный им самим в ноябре 1941 г., когда он командовал 11-й армией, приказ, направленный на достижение той же цели. В результате русские политкомиссары расстреливались на месте либо его войсками, либо передавались для уничтожения СД.

Обвинение просило суд принять на веру тот факт, что фон Манштейн полностью одобрял и приводил в исполнение «приказ о комиссарах». Вот как преподносилось это обвинением: «Тщательный поиск среди документов собственных воинских частей обвиняемого не обнаружил ни единого письменного протеста против «приказа о комиссарах» или против докладов о его исполнении, обнаруженных среди тех же документов. Также мы не нашли ни одного его приказа, запрещавшего эту отвратительную практику… Расстрел комиссаров явился итогом кампании лжи, ненависти и пропаганды, которую обвиняемый не только никогда не считал нужным останавливать, но еще и активно поддерживал собственными приказами».

Затем обвинение взялось за наиболее мрачную часть дела, за три так называемых «обвинения в антисемитизме», касающиеся деятельности айнзацгрупп Гиммлера в Крыму. Три статьи обвинения приписывали фон Манштейну различную степень ответственности за более чем 100 тысяч убийств, совершенных, как утверждалось, подчиненными Гиммлера. Наиболее серьезная статья обвиняла его в фактически отданном им приказе на массовое уничтожение. Другая утверждала, будто Манштейн приказал своим войскам передавать айнзацгруппам гражданских жителей, хоть и знал, что такая передача приведет к их неминуемой гибели. Стоит вспомнить, что точно такое же утверждение делалось по поводу военнопленных и составляло предмет четвертого пункта обвинения. Менее серьезное обвинение против Манштейна – то, что он «преднамеренно и безответственно пренебрег своими обязанностями командующего в обеспечении общественного порядка и безопасности, а также в уважении чести и права семьи и жизни отдельных лиц». Эта фраза в точности соответствовала положениям Гаагской конвенции. По мнению обвинения, пренебрегая этими обязанностями, фон Манштейн допустил убийство тысяч русских. Двенадцатый пункт обвинение разделило на три близкие по сути антисемитские статьи. Все они обвиняли Манштейна в поощрении своих войск к жестокому обращению с евреями.

Организация айнзацгрупп во время войны в России отличалась от той, что существовала в ходе Польской кампании. Не стоит забывать, что в Польше они попали в прямое подчинение армии – если не на практике, то, по крайней мере, на бумаге. По завершении Польской кампании между Гейдрихом, первым заместителем Гиммлера, и главным квартирмейстером армии, генералом Эдуардом Вагнером (генерал артиллерии, генерал-квартирмейстер немецкой армии; член заговора 20 июля. – Пер.) было заключено соглашение. Соглашение определяло, что айнзацгруппы более не подчиняются армии в оперативных вопросах и в субординации, а просто прикомандировываются к армиям и армейским группировкам и подчиняются им только в вопросах передвижения, жалованья и снабжения. Оперативные указания айнзацгруппы получали напрямую от Гиммлера. Однако, заявляло обвинение, соглашение предписывало им информировать армейское командование о полученных от Гиммлера заданиях. Более того, военному командованию предоставлялись полномочия давать указания айнзацгруппам «не вмешиваться в военные операции».

Версия обвинения состояла в том, что, хотя Манштейн и мог воспользоваться своей властью для пресечения деятельности айнзацгрупп, он этого не сделал. С точки зрения закона, продвигаемого обвинением, одного этого было более чем достаточно, однако оно пошло еще дальше. «На самом же деле, – утверждало обвинение, – обвиняемый обладал куда большей властью над айнзацгруппами. …С самого начала и до конца он знал о карательной деятельности этой организации, которая не смогла бы действовать без его согласия и, несомненно, его сотрудничества».