Так что к западу от Амура наши войска до пустыни Гоби дошли и отсекли тем самым японцев от дальнейшего продвижения в Туркестан и Центральную Азию. Однако на востоке все выглядело иначе. Пусть хунхузы с баргутами не могли в большой силе через Амур перебраться, но надобно понимать, что Бурятия — это, по сути, последний район на границе со сравнительно большим местным населением. И это самый дальний от России на востоке район, где мы России всю историю были верны и дружественны. Дальше на востоке и севере, вдали от границы, жили якуты — большое тюркское племя, родственное кыргызам, которое некогда и дало название Байкалу, и всем рекам, и горам вокруг него. Практически все эти имена тюркского корня, а не монгольского, зазорного в этом ничего нет — так происходило всегда исторически, много есть на свете племен, которые жили некогда в одном месте, а потом переехали жить в другое. Так вышло, что некогда местные племена были разбиты монголами, и кто отхлынул на запад и стали именоваться кыргызами, а кто на восток и на север, и нынче зовутся якутами. Были племена эти оседлыми, поэтому принялись против гостей враждовать, когда в Сибирь пришли оседлые русские. А враг моего врага — мой друг, так русские навсегда подружились с нами, кочевниками, против местных товарищей. На протяжении многих веков то кыргызы, а то якуты восставали против пришельцев (и нас, и русских), и японцы решили этим воспользоваться. Их ставленники — хунхузы с баргутами — не могли уже перейти через границу, чтобы дальше бандитствовать, зато японские шпионы с лазутчиками стали возить деньги и листовки кыргызам с якутами, призывая тех восстать против русских. Все эти листовки говорили о том, что японцы — азиаты, равно как и кыргызы с якутами, и они готовы защищать своих братьев против европейских поработителей. А нас бурят-монголов они называли платными шавками колонизаторов и призывали убивать так же, как русских. До Киргизии было дальше — там японцы смогли раскачать местное население много позже, поэтому там мятеж начался только в годы Первой мировой — в 1916-м, когда кыргызы, считая себя «младшими японскими братьями», принялись убивать местных русских, причем руководили ими там как японские, так и британские офицеры с азиатскою внешностью, так что все тогдашние разговоры про извечную вражду Европы и Азии были только прикрытием извечной борьбы России с Британией, помноженной на аппетиты японских милитаристов в наших краях. Но войска от участия на фронтах Первой мировой они у нас хорошо отвлекли на подавление киргизского бунта и, стало быть, свое дело сделали. А от Якутии до Японии было ближе, сюда японские шпионы с агентами быстро просачивались, японца зачастую по внешности не отличить от якута, так что здесь события случались быстрее. Как только самураи разожгли ненависть в местной голытьбе против всех европейцев, в тех краях грянул мятеж. Все работники с русской и европейскою внешностью от убийств и погромов попрятались на местных заводах и приисках и стали требовать от начальства выплатить им гроши и отпустить на Большую землю, чего и добивались японцы. Ведь народу в тех краях было мало, если бы все русские, напуганные якутами, оттуда уехали, то кому потом это все защищать? И появились бы там самураи, а якутов они потом бы потихоньку вырезали, как вырезали уже своих айнов. Вот так — опять- таки без войны — японцы думали у нас отнять эти земли. Их понять можно, у них земли кот наплакал, а народу там всегда было много. Вот и придумывали они, как бы вокруг произвести запустение и потом на опустыненные земли самим перебраться. Очень упорный и хитрый народ. Я разговаривал с другим пленным их генералом после войны. Спрашивал, чем, по его мнению, он, японец и, стало быть, азиат, лучше европейца иль в частности — русского? Вот я бурят и монгол, и ничем себя лучше русских и вообще европейцев не чувствую. Что со мною не так? А он отмахнулся и сказал мне, что все разговоры эти — для стада. В реальности им, японцам, заповедано править Азией, а все прочие азиаты достойны лишь быть их рабами или умереть, освободив свою землю потомкам Аматерасу. Ну, что ж, я понял. Жаль лишь простые якуты с кыргызами, одураченные японцами, в те года этого сообразить не смогли. Вот и вышло из этого то, что вышло.

Заводскому начальству на Ленских приисках был отдан приказ: не допустить выезда русских работников, ибо, если оттуда уедут все русские, место их быстро займут японцы, потому что иных инженеров с мастерами в тех краях взять было неоткуда. И дирекция не нашла решения лучше, чем перестать платить работникам жалование в надежде, что те не уедут оттуда без денег. В ответ началась забастовка и волнения меж населения приисков. Тогда туда были переброшены части как «желтые» — усмирять русских, так и «васильковые» — разбираться с якутами. Много лет с той поры утекло, а с того самого дня пошла лютая вражда между нами и «желтыми». Вроде бы все вместе были, одно дело делали, но казаки в желтых лампасах шли на виду, а наши в тайге — незаметно. Приказ был такой: отсечь местных от приисков, но в итоге выстроились мы в два кольца, причем изнутри окружения видели одних только «желтых». Ну и когда стали стрелять — виноватыми во всем оказались одни казаки. А кому охота одним во всем быть виноватыми? Пошли разговоры и прочее. Потом стали постреливать. И вскоре так получилось, что казаки с желтыми лампасами стали врагами нашего «местного ополчения». А так как казаки со временем были за «Бога, Царя и Отечество», а наши старшины все были сплошь Старой Веры и против царя, то грядущий раскол у нас шел строго по цветам нашей формы. «Желтые» в итоге оказались у нас все за «белых», а «синие» частично были за Унгерна, а потом стали «красными», а частично сразу уже были — «красными». Так что тогда, в дни Ленских расстрелов, и пробежала «черная кошка» меж нами и казаками. И когда пришло время, то Иркутск с Верхнеудинском и всеми военными базами по Улундинскому тракту стали за Советскую власть, а Забайкальские казаки из Читы, Благовещенска и Хабаровска бились за старый порядок. А еще якуты были злы на наши «немецкие» части, и раз мы стали «красными», то в Якутии долго еще после Гражданской от нас прятались «белые».

Только не подумайте, что чуть ли не на