Пеппер учила Тора жульничать в покер, яростно спорила с ним по поводу достоинств футбольных команд, участвовавших в матче, который они вместе смотрели по телевизору. Она четыре дня подряд неизменно выигрывала у него в шахматы, пока он не уяснил, что на ее психику можно оказать давление, если завести во время игры смешную беседу.

Его излюбленный прием состоял в том, что он высказывал все новые догадки касательно похождений Пеппер в предшествующие годы. Он по-прежнему выискивал в ее словах фрагменты для заполнения головоломки, но теперь делал это в шутливом тоне, часто балансируя на грани абсурда.

— Я знаю, ты шпионка, — начинал он.

— Твой ход, — сухо замечала Пеппер.

— Возможно, ты двойной агент.

— Это надо говорить с улыбкой.

— А почем теперь платят шпионам?

— Какая дешевая выдумка! Действуйте осмотрительнее, на рынке работают профессионалы, — предостерегала Пеппер.

— Вот как! А мне-то казалось, что здесь собрались простофили.

— В шпионскую школу надо записываться загодя, — подхватывала словесную перепалку Пеппер.

— А нельзя ли занести в список и мою фамилию? К кому обратиться, девушка?

— Вероятно, к вербовщику шпионов по месту жительства.

— Не замолвите за меня словечко?

— Ни за Что. Ходи!

— Пожалуйста.

— Черт!

— Шах и мат, мэм.

— Тебя как будто арестовали в Париже?

— Подслушал?

— У меня такая привычка. Так тебя там арестовали?

— За переход улицы в неположенном месте.

— Смешно.

— Что, шеф, ложный след завел в тупик?

— В следующий раз буду действовать осторожнее.

— Разумно.

— Если ты не была шпионкой, значит, занималась контрабандой.

— Неужели?

Выстрелив наугад, он, кажется, попал в цель или где-то рядом.

— Это смешно, — возмутилась Пеппер.

— Признайся, тебе легче будет.

— Ни за что.

— Правда, ты очень маленькая для контрабандистки.

— Зато помещусь в любой закуток вместе с товаром.

— Я это и имел в виду.

— Шах.

— Хм, все-таки в моей догадке что-то было.

— Знаешь, мне кое-что пришло в голову.

— Знаешь, ты мертвого заговоришь.

— Не перевешивай на меня свои грехи.

— Чудак-человек, что там созрело в твоей голове на этот раз?

— Я даже не знаю твоей фамилии.

— Ты и имени моего не знаешь.

— Разве? А что же в таком случае «Пеппер»?

— Прозвище.

— Выходит, я вообще не знаю, как тебя зовут?

— Не-а.

— То есть я живу бок о бок с женщиной, которая мне даже не представилась?

— Получается, так.

— Черт. Может быть, теперь-то ты назовешь себя?

— Извини. Этот вопрос слишком запоздал.

— Я спрошу у миссис Смолл.

— Она тебе не скажет.

— Разыщу твои права.

— Они — в трейлере, куда ты обещал не входить.

— Дьявол!

— Шах и мат.

— Что?

— Теперь я поняла, зачем ты заводишь эти разговоры, хочешь меня отвлечь, да? Посмотрим, кто кого отвлечет.

— Великолепно! Это было просто великолепно.

— Не расстраивайся. Можно еще побороться в армрестлинг. Я уверена, что тебе удастся победить.

— Очень любезно с твоей стороны.

Пробежала первая неделя, за ней — вторая. Время от времени Пеппер звонили друзья, Тор прислушивался к разговорам, иногда они казались странными, но не содержали ничего конкретного. Клиенты являлись, преображались и, похорошев, удалялись. Блюда готовились все новые, одно экзотичнее другого. Перемирие продолжалось.

Кушанья делались по рецептам Пеппер, но не руками Пеппер. Тор, пробовавший их две недели, в конце концов добился от Пеппер обещания показать собственное искусство в следующий выходной миссис Смолл. Пеппер трудилась не жалея сил. В результате получились кулинарные шедевры, при виде которых лучшим поварам Европы оставалось проливать в свои кастрюльки слезы зависти. Поднимаясь из-за стола со стонами восторга и пресыщения, Тор охотно признал, что Пеппер на самом деле умеет готовить.

Тор сделал ей комплимент, в котором прозвучал оборот «чудеса дамского мастерства», что подвигло Пеппер посвятить последующие три ночи вязанию шарфа ему в подарок. Преподнеся ему шарф, Пеппер осведомилась, не надо ли ему пришить пуговицу или… заштопать носки.

На это Тор спросил, умеет ли она мыть окна, и Пеппер вместо ответа швырнула ему в грудь клубок шерсти.

Перемирие продолжалось.

Но в нем все явственнее обозначались слабые места соперников.

Пеппер замечала, что она не в состоянии держаться непринужденно в обществе Тора. Она то и дело ловила себя на том, что не может отвести от него глаз. Несколько раз у нее чуть не сорвались с языка слова переполнявшего ее восторга — у нее не было сил хранить чувства в тайне. По ночам она металась в постели без сна — собственное тело наказывало ее за строгую приверженность правилам. Глядя на Тора, она испытывала острую потребность прикоснуться к нему.

Бывали моменты, когда она охотно нарушила бы свои правила, в эти моменты ее потребность хоть мимолетно принадлежать ему ощущалась нестерпимо остро. Ее останавливал не страх перед поражением, а новый зародившийся в ней страх — перед тем, что произойдет потом, если она сдастся. Пеппер сделала открытие — любовь вовсе не нежное чувство, ее любовь была скорее свирепа и не позволила бы ей тихо, без сожалений, оставить чувства в прошлом. Когда и если наступит разлука, Пеппер придется плохо. Очень плохо!

К концу второй недели в их отношениях обозначилась резкая перемена. Виноват был Тор. Неизвестно, понимал ли он, что нарушает обещание, либо просто следовал своим инстинктам. Во всяком случае, он, по-видимому, решил, что перемирие не подразумевает необходимости сложить оружие всех видов.

Все это время он применял оружие, которому Пеппер не могла противопоставить силу своего ума или способности профессиональной картежницы. Это было то единственное оружие, которое на нее действовало, если на нее что-либо действовало.

Он повел себя, как влюбленный.

Все начиналось с пустяков. Легкое прикосновение, шутливый шлепок. Пальцы, рассеянно перебирающие ее волосы всякий раз, когда они оказывались в пределах досягаемости, то есть почти всегда. Поцелуй в нос.