– Все хорошо, – отвечаю я и наклоняюсь, чтобы открыть дверцу холодильника. Убрать туда колу и сок занимает всего несколько секунд, но когда я оборачиваюсь, блонди уже снова зацапала себе Нилла. Без понятия, как он вообще умудряется работать, когда она постоянно с ним разговаривает.

Спустя пару секунд Нилл проходит мимо меня, и хотя места ему достаточно, он, на миг кладет мне руку на спину.

А я спрашиваю себя, было ли его прикосновение случайностью или шестое чувство подсказало Ниллу, что я волнуюсь за Тео.

* * *

Потом, лежа в постели, ничего не могу с собой поделать, и мысли вновь возвращаются к Ниллу. Я вижу, как он стоит за барной стойкой и улыбается мне. Сегодня такого не случилось ни разу, и было бы классно, если бы я не осознавала это с такой болью. Сейчас, в полутемной комнате, освещенной лишь слабым светом уличных фонарей перед окном, я концентрируюсь на его образе и разрешаю себе хотя бы вспомнить его улыбку, представить у себя перед глазами его красивое лицо и на миг подумать о коридоре, откуда он нес меня на себе. Это безумие, но я еще прекрасно помню ощущение его ладони у меня на затылке и звук наших курток, падающих на пол.

Я продолжаю себя обманывать. Мне казалось, что за минувшие месяцы я стала сильнее, а выяснилось, что это не так, а еще мне казалось, что Нилл – не более чем обычный парень… и в этом я тоже ошиблась.

Убитая этим днем, я ложусь на бок и сонно моргаю.

Наверное, в три часа ночи нормально так думать. А завтра с утра я вновь выстрою стены и буду продолжать так поступать, пока не смогу выпрямиться за ними настолько высоко, чтобы суметь жить без них. Мне просто нужно больше времени.

Последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в никуда, – шум прибоя.

– Здравствуй.

От звонкого детского голоса я подскакиваю, шок, как электрический разряд, пронизывает мое тело за долю секунды. Выжатая и усталая, я застываю на последней площадке лестницы.

Сегодняшняя пробежка длилась почти два часа, я довольно рано заставила себя выбраться из постели, чтобы оставить запас времени перед встречей с Айрин и остальными в порту. Еще в самом начале меня мучили мышечные спазмы в ногах, а завтра определенно будет болеть все тело, но бег стал моей любимой отдушкой.

На мгновение впиваясь пальцами в перила, я поднимаю глаза.

Эмми стоит на середине лестничной клетки, маленькая, рыженькая и серьезная. Руки висят по бокам, в кулачке она держит ухо плюшевого зверька.

Фэй.

Мне приходится дважды сглотнуть, прежде чем получается что-то ответить.

– Привет.

Медленнее, чем раньше, я преодолеваю последние ступеньки. С момента приезда Эмми два дня назад я ни разу ее не видела и не слышала. И уже ловила себя на вопросе, чем же она занимается целый день, потому что стена между нашими квартирами не очень-то толстая.

Дверь Нилла и Эмми немного приоткрыта, оттуда не доносится ни звука. Хейзел Боулз, мать Дина, два вечера подряд присматривала за дочерью Нилла и, если Айрин не ошибается, согласна сидеть с ней и дальше. Вчера ночью, возвращаясь с пляжа, я застала момент, как она прощалась с Ниллом.

Практически прижимаясь спиной к стене, пробираюсь мимо ребенка, как будто мы герои фильма ужасов и я боюсь, что Эмми вот-вот с жутким визгом и налитыми кровью глазами на меня нападет.

Словно демонстрируя взрослую противоположность моим идиотским выдумкам, Эмми поворачивает голову и следит за моим передвижением огромными зелеными глазами.

Стоп. Я веду себя просто смешно. Вместо того чтобы как можно скорее отпереть свою дверь и использовать ее в качестве баррикады между собой и этой девочкой, я останавливаюсь.

– Что ты здесь делаешь?

– Ничего.

То, что Эмми не улыбается и, кажется, еще никогда не улыбалась, выбивает меня из колеи. Как в замедленной съемке, я вставляю в замок ключ. Когда дверь открывается, раздается щелчок.

– Иди обратно, – надломившимся голосом выговариваю я.

– Это Нобс. – Эмми протягивает мне игрушечного зверька, но даже не пытается подойти.

– Ага. – Одной из нас все-таки придется это сделать. Я улыбаюсь девочке и надеюсь, что выглядит это не так ужасно искусственно, как чувствуется. – Нобс.

– Он заяц. Он грязный.

– Эмми? – Голос Нилла звучит встревоженно, но ни Эмми, ни я ему не отвечаем. Секунду спустя он возникает в дверном проеме, босиком и в джинсах, натягивая на голову футболку. Нилл запускает руку в спутанные волосы, увидев на лестнице не только дочь, но и меня.

– Привет.

Он произносит это очень дружелюбно, так же дружелюбно, как мы с ним общались два последних вечера. Вежливо. Сдержанно. Но дружелюбно.

– Эмми, вернись назад, пожалуйста, ладно?

– Он выпал из машины, – говорит Эмми, будто совсем не слышала отца. Она все еще протягивает мне игрушку. – Нобс выпал из машины, и теперь грязный. Ему нельзя спать со мной в кровати.

– Эмми, я же тебе сказал, мы постираем Нобса, и тогда он снова сможет с тобой спать. Я просто хотел… раньше она никогда так не делала. Не уходила вот так из дома, – обращается Нилл уже ко мне, словно обязан объяснять.

– Все ясно. – Я уже стою у себя в коридоре, готовясь наконец закрыть дверь. – Тогда желаю вам…

– Нобсу грустно. – Ручка Эмми опускается. Зайчик, грустный Нобс, почти волочится по полу.

Мне тоже грустно. Черт, мне так грустно, Эмми, если бы ты только знала.

– Эмми, давай уже, заходи.

Несколько мгновений кажется, что девочка снова проигнорирует теперь уже настойчивое требование Нилла, но потом она опускает голову и протискивается мимо, не дотрагиваясь до него.

Нилл бросает на меня последний взгляд, после чего с улыбкой, выражающей что-то между извинением и непосредственностью, закрывает дверь в свою квартиру.

С колотящимся сердцем я следую его примеру и лишь потом понимаю, что последние пару секунд задерживала дыхание. Еще несколько минут я просто стою и таращусь в стену.

Эмми чем-то отличается от других. Почему она никогда не улыбается? Дети ведь обычно смеются чаще, чем взрослые. Они смеются с другими детьми, смеются с родителями, смеются с совершенно незнакомыми людьми, смеются просто так. Я часто гадала, как бы звучал смех Фэй, а теперь гадаю, почему девочка, которая с недавних пор живет рядом со мной, выглядит так, как будто никогда за всю свою жизнь не смеялась.

И еще кое-что кажется странным: она словно… сторонится Нилла. Не разговаривает с ним, даже почти на него не смотрит, похоже, старается даже к нему не приближаться… Не будь это чем-то таким, что в отношении Нилла я вообще не могу себе представить, то предположила бы, что дочь его боится, хотя он не был строг или груб с ней.