– Мы с ней сталкивались дважды, – произношу почти небрежно, и ничего в моем голосе не выдает намека, что обе встречи с Эмми катапультировали меня далеко-далеко в прошлое.

– Она очень стеснительная, – улыбается Лив, – и очень миленькая.

Я киваю. Возможно, девочка и вправду очень милая. Прежде я как-то об этом не задумывалась.

– А как тебе Нилл?

Такой вопрос застигает меня врасплох.

– Я… приятный. Он очень приятный. Симпатичный.

– Приятный и симпатичный, – ухмыляется Лив. – Половина Каслданнса уже дерется за места у бара, а ты считаешь его всего лишь приятным и симпатичным. Но хорошо, – меняет тон она, – вы же работаете вместе. Тогда, конечно, узнаете друг друга по-другому. – И Лив подмигивает.

«Конечно, узнаете друг друга по-другому, если практически в самом начале оказываетесь в одной постели», – выстреливает у меня в подсознании.

– Да, видимо, – озвучиваю я и добавляю: – Кьер хочет осенью возобновить учебу, да? Как вы собираетесь это осуществить? Вместе переедете в Дублин?

Кьер будет ездить туда-сюда, Айрин уже мне рассказывала, но сейчас я стараюсь добросовестно выслушать объяснения Лив, вместо того чтобы размышлять о том, что даже ей бросилось в глаза: между Ниллом и Эмми, кажется, что-то не так.

И мне это почти удается.

Мысли об Эмми – это как неизбежность.

Чем бы ни старалась изгнать ее из своего разума, она возвращается ко мне, а если я думаю об Эмми, то думаю и о Фэй. И пускай прошел целый год, иногда я просыпаюсь рано утром вся в слезах, пытаясь во сне убежать от катастрофы, которая уже случилась и которую уже невозможно отменить.

А если не об этом, то я вспоминаю о Нилле. И всякий раз у меня внутри разрастается то же тяжелое чувство, как и по вечерам, когда я спускаюсь в паб и вижу его за барной стойкой.

С тех пор как наше общение стало ограничиваться вежливыми дружескими репликами, мой эмоциональный кавардак лишь усилился. Теперь мне сложно отличить, где злость, где неуверенность, а где желание. Я все еще обижаюсь на него за то, что он ни словом не обмолвился о дочери, и все еще задаюсь вопросом, что с ее матерью. С каждым днем становится все менее вероятным, что она вообще когда-нибудь объявится, а мои подозрения, что она просто сбежала с корабля, бросив и Нилла, и собственного ребенка, продолжают крепнуть. Единственное, что не вписывается в мою схему, – это поведение Эмми по отношению к Ниллу. Время от времени мы пересекаемся на лестнице, но еще ни разу я не заметила, чтобы они держались за руки или девочка сидела бы у Нилла на плечах. Абсолютно никаких прикосновений, как и смеха, который бы долетал до меня из соседней квартиры. Чем меньше я слышу Эмми, тем больше на ней концентрируются мои мысли, а по ночам я лежу в кровати, пялюсь в потолок, чувствую, как слезы текут по вискам и даже не собираюсь их вытирать. Все равно вместо них появятся новые.

Я рассказала Пиппе про Эмми, и пару секунд она молчала в трубку, а затем выдала:

– Ты наверняка подумала о Фэй, не так ли?

Только теперь в трубку молчала я. Гораздо дольше, чем Пиппа.

Это безумие, что при Эмми со мной творится то же самое, что при ее папе: сильнее всего мне хочется убежать, стоит только ее увидеть, но одновременно что-то в ней меня притягивает. Когда на ум впервые приходит, что, возможно, я не выдержу, поэтому придется покинуть Каслданнс и искать работу где-нибудь еще, хочется взвыть. Ведь все было хорошо. Я уже начала покрывать произошедшее тонким слоем покоя, здесь у меня на самом деле появился шанс, что все получится. Но как, если каждый вечер я встречаюсь с мужчиной, который снова и снова повергает меня в противоречивые чувства и дочь которого напоминает мне о Фэй? О Фэй и, если не быть начеку, о том дне, когда я ее потеряла. Она была частичкой меня, а когда умерла, унесла эту частичку с собой. Надежда когда-нибудь исцелиться уменьшается с каждым часом, проведенным в мыслях об Эмми, и почему, черт побери, этот ребенок никогда не улыбается?

– Возможно, потому, что ты права в своей теории, – отвечает Айрин, когда я как-то днем спрашиваю ее об этом. Мы сидим у нее на кухне и пьем чай. Я принесла банановый пирог для ее гостей, но Айрин не устояла, поэтому выпечку с чаем едим мы.

– Мне тоже кажется, что мать Эмми оставила их обоих. – Айрин подтягивает к себе ноги и упирается коленями в край стола, а кружку держит двумя руками. – И теперь бедняжка страдает, так как мама больше не с ней.

Погрузившись в себя, я отпиваю обжигающей жидкости из своей чашки. Впервые с тех пор, как поселилась в Каслданнсе, я представляю сторону тех, кто обсуждает окружающих. Нилл и Эмми превратились в главную тему для разговоров. С отцами-одиночками тут никогда не имели дела, а тот факт, что Нилл мягко, но недвусмысленно отклоняет все вопросы о матери девочки, неизбежно подпитывает мельницу слухов. А я получаю примерное представление, как активно Каслданнс увлекся бы моим прошлым.

– Просто я удивляюсь, – предпринимаю попытку облечь свои предположения в слова, – разве в таком случае Эмми не должна еще сильнее цепляться за Нилла? Если мама так неожиданно исчезла из ее жизни? Не должна искать в нем опору? Но они будто чужие. Вчера они спускались на пляж, мы встретились на лестнице. И Эмми… просто шла за Ниллом с этим плюшевым зайцем в руке.

О том, что девочка остановилась напротив меня и посмотрела так, словно хотела что-то сказать, я не упоминаю, потому что просто не могу себя заставить. Нилл оказался на несколько ступеней впереди, когда это заметил, и позвал Эмми. Он не поднялся, чтобы взять ее за руку, а я поспешила создать между нами преграду в виде еще одного лестничного пролета.

– Я тоже не знаю, – с беспомощным видом пожимает плечами Айрин. – Это же не может быть из-за Нилла, правда?

Нет, это не может быть из-за Нилла, привлекательного, обходительного, внимательного Нилла… и как в это перечисление затесалось слово «привлекательный»? Эмми это абсолютно безразлично.

Но как у мужчины, от которого обычно ничего не скроешь, сложились настолько плохие отношения с собственной дочерью? Эмми нужна помощь, это даже мне видно, мне, которая в действительности не хочет к этому присматриваться.

– Ну, возможно, Нилл когда-нибудь расскажет подробнее… или Дин проболтается, – говорит Айрин. – Между прочим, Хейзел сказала, что предложила Ниллу пристроить Эмми в детский сад в Кэрсивине. Придется много кататься, но вдруг девочка слегка оттает с другими детьми.

– И что по этому поводу считает Нилл?

– Он подумает, но мне кажется, согласится. Ведь в Каслданнсе у Эмми никого нет.

* * *

– Разрешишь Нобсу зайти к тебе в гости?

По ощущениям, я только что уснула, но в полузабытье поплелась в коридор открывать дверь. Без понятия, сколько Эмми ждала на площадке, пока ее стук меня не разбудил.

Теперь я стою в одной длинной футболке и трусах перед зайцем Нобсом, которого протягивает мне девочка, и не знаю, что ей ответить. Эмми явно воспринимает мое молчание как знак согласия, потому что в следующий миг протискивается мимо меня и с любопытством заглядывает в спальню. Через пару секунд я с тихим вздохом закрываю дверь.