Срок, однако, оказался нереальным. Чтобы завершить хотя бы подобие подготовки армии к походу, потребовалось еще почти три недели, и лишь 15 июля Мак-Дауэл доложил Линкольну, что он может выступить. На следующий день, когда командиры получили последние инструкции, главная [140] армия Союза покинула Арлингтонские высоты и, словно огромная пестрая змея, поползла по пыльной дороге на юг. «Зрелище с холмов было великолепным, — писал репортер вашингтонской «Стар». — …Было видно, как полк за полком, сверкая в лучах солнца стволами своих ружей, двигается по дороге к Лонг-Бриджу… Когда один полк приветствовал другой, раздавалось громкое «ура», сопровождаемое воинственной музыкой и четкими и ясными командами офицеров, что создавало очень приятную для уха каждого северянина комбинацию звуков».

Борегар узнал об этом торжественном выступлении сразу же, как оно только произошло. Еще 14 июля его люди взяли в плен солдата регулярной армии США, оказавшегося на поверку клерком из оффиса генерал-адъютанта, собиравшего вблизи вражеских позиций разведывательные данные. Информация, полученная от него, лишь подтвердила то, о чем уже давно громогласно трубила северная пресса, подробно обсуждавшая планы командования Союза.

День спустя курьер доставил Борегару еще более надежные сведения — записку от мисс Розы Гринхау, которая, вращаясь в высших кругах вашингтонского общества, преданно служила делу Юга как добровольная шпионка. «Мак-Дауэл получил приказ выступать завтра вечером», — гласила эта записка. [141]

Полученное известие не было неожиданным. Борегар уже давно готовился к наступлению северян и даже успел предложить руководству Конфедерации свой план действий. План этот был, конечно же, наступательным, ибо амбициозный Борегар, считавший, что в нем возродился один из маршалов Наполеона, не мог спокойно сидеть на месте и ждать врага. Он предложил Девису сконцентрировать под его, Борегара, началом большую часть армии Джонстона, обойти Мак-Дауэла, перерезать его сообщения с Арлингтоном и разгромить в решительном сражении. Затем он намеревался покончить с Паттерсоном, двинуться походом на Вашингтон и завершить войну в считанные недели.

К счастью для Конфедерации, этот план был отвергнут. Генерал Роберт Ли, тогда главный военный советник президента, счел его «блестящим и обстоятельным», но, по сути, невыполнимым. В задачу Борегара, как верно заметил Ли, входила оборона Ричмонда, и он лишний раз попросил не в меру энергичного генерала не забывать об этом. Решение было верным. Неопытные, кое-как обученные войска южан пока что не годились для сложных стратегических маневров, и простая оборона была для них наилучшим образом действий.

Борегар, однако, на этом не успокоился. Когда между 8-ю и 9-ю часами вечера 15 июня он узнал о выступлении армии Мак-Дауэла, то немедленно обратился к Девису с просьбой перебросить к нему на помощь армию Джонстона из долины Шенандоа и бригаду Холмса, стоявшую несколько западнее у Аквиа-Крик. Против этого предложения возразить было нечего: у Борегара было всего 21923 человека всех родов войск при 29 орудиях, в то время как у Мак-Дауэла, по словам того же Борегара, не менее 50 тысяч (в действительности 34127 человек). После непродолжительных переговоров Девис дал свое согласие на объединение армий. 17 июля Борегар телеграфировал Джонстону: «Военный департамент приказал вам соединиться со мной. Если возможно, выполните приказ немедленно, и вместе мы сокрушим врага».

Армия же Борегара уже была вполне готова к приему «дорогих гостей» с Севера. Железнодорожный мост через Бул-Ран был взорван, пикеты, расположенные близ Сентервилла, получили приказ отходить, не вступая в перестрелку с [142] врагом, и лишь по возможности затруднять его продвижение поваленными деревьями и прочими препятствиями. Основные силы Борегара заняли позиции позади реки Бул-Ран, причем каждая из его бригад прикрывала один из многочисленных мостов или бродов. Сама эта река не была ни слишком широкой, ни глубокой, но все же могла представлять из себя препятствие для наступающей армии и была хорошей оборонительной позицией.

18 июля вблизи Сентервилла появилась, наконец, давно ожидаемая армия Мак-Дауэла, и ее передовые части немедленно двинулись к Бул-Рану. Издалека, как писал очевидец, она напоминала «колючее чудовище, медленно и старательно поднимавшееся в гору», но столь грозно эта армия могла выглядеть разве что с большого расстояния. Вблизи же она походила на цыганский табор или на торговый караван, или на процессию кающихся грешников, словом, на что угодно, но только не на наступающую армию. Тот четкий порядок, который так восхитил корреспондента «Стар», сохранялся недолго.

Уже на первых милях пути, ломая походный строй, солдаты-северяне начали разбредаться по окрестностям в поисках воды, ягод и съестных припасов, и офицеры оказались совершенно бессильны что-либо сделать. Кроме того, как выяснилось, трехмесячные вояки были малоподготовлены даже к коротким пешим переходам. Вскоре многие из них не могли продолжать путь из-за больных ног и общего истощения. Другие поспешно выбрасывали из ранцев все, что казалось им излишней тяжестью, в том числе и заготовленные заранее трехдневные рационы. Изнурительная удушливая жара, конечно, не облегчала тягот этого короткого похода, и несколько человек даже умерло от солнечного удара. В результате к Сентервиллу армия северян подошла измученной, беспорядочной и голодной: имевшиеся в ранцах припасы были съедены или выброшены.

Но Мак-Дауэл не стал дожидаться, пока его армия переведет дух и придет в себя. У многих из солдат заканчивался срок службы, и, если он хотел, чтобы они приняли участие в сражении, ему следовало поторопиться. Поэтому Мак-Дауэл сразу направил к Бул-Рану самую большую из своих дивизий [143] под командованием Тайлера с тем, чтобы она «пощупала» оборону мятежников на их правом фланге и выяснила возможности его охвата.

Выбор был неудачным. Тайлер, который, хотя и командовал крупнейшей из дивизий Мак-Дауэла, был неопытным командиром, никогда не принимавшим участия в сражениях, это не мешало ему, однако, считать себя несправедливо обойденным назначением Мак-Дауэла на пост командующего армией, и теперь он решил доказать правительству и президенту, что это назначение было ошибкой. Правда, Мак-Дауэл строго приказал ему не ввязываться в серьезное дело, но что значил приказ какого-то бригадного генерала, когда представлялась такая блестящая возможность себя показать! И Тайлер решил рискнуть.

Пройдя со своей дивизией через Сентервилл, он двинулся по дороге на юго-восток, к броду Блэкберн, который был объектом его рекогносцировки. Установив на вершине холма батарею нарезных 20-фунтовых пушек Паррота, Тайлер приказал открыть огонь. Конфедераты немедленно ответили ему из своих гладкоствольных «Наполеонов», но их снаряды [144] не доставали до позиций северян и лишь бесполезно вспахивали землю в нескольких сотнях метров перед фронтом врага. Тайлер счел это обстоятельство благоприятным и послал в атаку две роты 1-го Массачусетского полка. Неопытные волонтеры спокойно пошли вперед, не подозревая, что за деревьями, которыми густо порос противоположный берег, их поджидает целая вражеская бригада.

Командовал ею Джеймс Питер Лонгстрит — опытный и хладнокровный офицер. Подпустив противника поближе, он приказал открыть огонь. По неопытности его люди взяли прицел слишком высоко, но психологический эффект от залпа целой бригады был впечатляющим. «Пули гудели, как пчелиный рой, — вспоминал полковник северян, участвовавший в этом деле. — Парни из Массачусетса остановились и открыли ответный огонь, но не могли удержаться долго. Вскоре они поспешно, почти бегом отступили вверх по холму, а вслед им звучали выстрелы и доносилось издевательское улюлюканье».