просто исчез из их орбиты. "Конечно, не было никакой прощальной вечеринки в Доках, на которую нас пригласили, чтобы проводить его, или чего-то подобного", - вспоминает она. Но это не значит, что таких проводов не было. Возможно, Джасинту просто не пригласили на них.

 

Судно SS Herefordshire отправилось из Ливерпуля в свой месячный путь в Рангун 27 октября. Кроме Оруэлла на борту находился еще один новобранец полиции Бирмы, молодой человек по имени Х. Дж. Джонс. Третий, К. У. Р. Бидон, отбыл в начале месяца. Поездка - восемь тысяч миль по Средиземному морю, через Суэцкий канал, Красное море и далее в Индийский океан - оставила неизгладимое впечатление на сознании Оруэлла, а также на его совести. К всепоглощающей роскоши морского путешествия на первоклассном лайнере, его потрясающим блюдам и ритуально навязанному отдыху можно было добавить притягательность тропических пейзажей. Флори в книге "Бирманские дни" вспоминает, как мы плыли в Коломбо "по зеленой гладкой воде, где грелись черепахи и черные змеи". Но самые запоминающиеся сувениры были привезены, чтобы поразить читателей колонки "Как я хочу", которую он написал для Tribune почти четверть века спустя. Символические происшествия были важны для взгляда Оруэлла на мир. На протяжении всей своей жизни он обладал счастливой способностью попадать в ситуации, которые впоследствии можно было использовать в качестве образных. Здесь, на дороге в Бирму, два таких случая произошли быстро. В первой Оруэлл заметил, как европейский квартирмейстер корабля, внушительная фигура, к которой молодой человек относился с большим уважением, выкрал из поварни блюдо с запеченным пудингом с заварным кремом, в то время как пассажиры первого класса наедались в нескольких ярдах от него. Второй случай застал его в порту Коломбо, когда белый сержант полиции набросился с курьером, который неаккуратно обращался с жестяным грузовиком, под одобрительные возгласы высаживающихся пассажиров. Каждый из этих случаев позволил зрелому Оруэллу построить маленькую аккуратную притчу о превосходстве и власти, социальной и расовой. Украденный пудинг с заварным кремом, утверждал Оруэлл, "научил меня большему, чем я мог бы узнать из полудюжины социалистических брошюр". Это не значит, что его обвиняют в ловкости рук, в том, что он обработал ушедший материал таким образом, что его новообретенные политические взгляды оказались вплетены в него. Оруэлл видел то, что, как он говорит, он видел. Но знания, которые он приобрел, были ретроспективными. Как и в случае со многими событиями первой половины его жизни, потребовались годы размышлений и постоянный приток информации, которой он еще не обладал, прежде чем он смог найти в ней смысл.

Из Коломбо пароход SS Herefordshire отправился вверх по Иравади в Рангун, мимо высоких труб Бирманской нефтяной компании, где воздух стал серым и туманным от дыма, а золотой шпиль пагоды Шведагон резко возвышался на заднем плане. Стоит спросить, что девятнадцатилетний парень сделал из этого буйства новых впечатлений и что, если он вообще что-то думал, он мог найти в месте, которое должно было стать его домом по крайней мере на следующие пять лет. Естественно, семейная история давала один из видов путеводителя, но помимо мифов и легенд Лимузинов Бирма почти не существовала в популярной культуре: Стихотворение Киплинга "Мандалай" ("Вернись, британский солдат, / Вернись в Мандалай"), написанное еще в 1890 году; случайные упоминания в эстраде - ансамбль Гарри Тейта исполнял скетч, который зависел от преувеличенного произношения слова "Рангун"; странные упоминания в романах о том, что персонажи были "в Бирме"; вот и все. Но эффект от прибытия в Бирму на приезжающих англичан, как правило, был очень сильным. По удивительному совпадению, всего за месяц до прибытия Оруэлла в Рангун такое же путешествие по Ирравади совершил Сомерсет Моэм, писатель, которым Оруэлл очень восхищался и чья значительная тень нависла над "Бирманскими днями".

В обычных обстоятельствах Моэм был самым фактичным из писателей, и все же первый взгляд на Бирму вызвал у него череду багровых пятен. Он был очарован Шведагоном ("В лучах заходящего солнца его цвета, кремовый и серо-бурый, были мягкими, как шелк старых платьев в музее") и оставил восторженный отзыв о широких равнинах, простирающихся по обе стороны Ирравади. В полдень солнце выжгло все краски из пейзажа, так что деревья и карликовый кустарник, буйно разросшийся там, где в прошлом были оживленные места обитания людей, были бледными и серыми; но с угасанием дня краски возвращались, как эмоции, которые закаляют характер и на время погружаются в мирские дела". Это замечание о похороненном романтизме, который внезапно проявился на полпути по Ирравади - цитаты взяты из книги Моэма "Джентльмен в гостиной" (1930) - в том смысле, что бирманский пейзаж оказал точно такое же воздействие на Оруэлла, когда он сел писать о нем. Однако на данный момент у этих двух людей были совершенно разные судьбы. Прибыв в Рангун, Моэм отправился знакомиться с местной светской жизнью ("множество мужчин в белых бушлатах или шелках из эпонжа, а затем возвращение через ночь, чтобы одеться к ужину и снова отправиться ужинать с этим гостеприимным хозяином или другим"). Оруэлл и Джонс, сделав визиты вежливости губернатору, сэру Харкорту Батлеру, и генеральному инспектору полиции, полковнику Макдональду, сели на почтовый поезд во второй половине дня 28 ноября и совершили шестнадцатичасовое путешествие в Мандалай, где находилась школа подготовки полицейских. Бидон, который уже несколько недель был в сбруе, был среди толпы офицеров, собравшихся, чтобы поприветствовать этого "бледнолицего, высокого, худого и бандитского мальчика", чья одежда, как бы хорошо ни была пострижена мистером Денни, "казалось, висела на нем", и поприветствовать его в жизни раджа.

В "Бирманских днях" Оруэлл старается дать своему главному бирманскому персонажу возможность наблюдать за ключевыми событиями недавней истории страны. Так, У По Кин, коррумпированный и коварный местный судья, вспоминает, как в детстве "наблюдал за победным маршем британских войск в Мандалай". У По Киин вспоминает вторжение 1885 года, когда по приказу государственного секретаря по делам Индии лорда Рэндольфа Черчилля британские экспедиционные силы под командованием сэра Гарри Прендергаста вторглись в Мандалай и добились немедленной и безоговорочной капитуляции короля Тибау. Для коренных бирманцев это был переломный момент, последствия которого будут ощущаться на протяжении последующих полувека имперского правления. Как сказал настоятель монастыря Зибани:

Больше никакого королевского зонтика.

Королевского дворца больше нет,

И Королевский город, не более

Это действительно эпоха небытия

Было бы лучше, если бы мы умерли.

Еще накануне Второй мировой войны лидер националистов Тхакин Кодав Хмаинг вспоминал о британском вторжении в очень похожих выражениях с У По Киином, наблюдая в детстве, как британские солдаты